А. Кони – выдающийся мастер судебной речи и теоретик ораторского искусства

(1844-1927)

А. Ф. Кони – видный юрист и общественный деятель, литератор, почетный академик Петербургской Академии Наук, прекрасный педагог и практик. Особую известность приобрели его публичные речи в суде присяжных, записки судебного деятеля и воспоминания. Эти труды составили 5 томов сборников под общим названием «На жизненном пути» (1912-1929). Говоря о значимости литературного и ораторского наследия А. Ф. Кони, следует иметь в виду не только его произведения, а и его блестящий талант судебного оратора и лектора. А. Ф. Кони всегда строго придерживался профессиональной этики, был принципиальным юристом и на посту прокурора, и будучи председателем суда, сенатором, членом Государственного совета.

Кстати, его блестящая карьера окончилась опалой именно из-за профессионализма и принципиальности А. Ф. Кони как председателя суда: он позволил вынести оправдательный приговор террористке Вере Засулич, покушавшейся на жизнь влиятельного полицейского чиновника. Царь и его правительство были крайне недовольны этим решением суда присяжных, с этого момента карьера А.Ф. Кони пошла на убыль.

Ещё современники этого юриста сложили такой афоризм: «Этим речам нельзя подражать, но по ним можно учиться». Характерным для всего собрания выступлений оратора является разнообразие речей, множественность форм и широта содержания. Известный юрист К. К. Арсеньев писал, что дар психологического анализа у А. Ф. Кони соединялся с темпераментом художника. Современники отмечали, что А. Ф. Кони не обладал звучным голосом, броской внешностью, актерскими данными, зато он покорял логикой и ясностью рассуждений. Этот прокурор не давил на судью и присяжных, не обвинял подсудимого во всех смертных грехах, а умело подавал историю вопроса, подводил законодательную базу, группировал доказательства, анализировал преступление, с помощью неоспоримых фактов и логических умозаключений устранял возможные сомнения. Его обвинительная речь слово за словом, факт за фактом доказывала виновность подсудимого. Вина преступника становилась очевидной и бесспорной.

А. Ф. Кони творчески относился к законодательной базе и прецедентам, связанным с рассматриваемы делом. Он всегда выступал против механического приложения статей закона, считал необходимым тща­тельно изучать каждое дело. В адресе императорской Академии наук по случаю 50-летия служебной и общественной деятельности А. Ф. Кони отмечалось, что в судебную деятельность, этот выдающийся юрист внес творчество учителя: учителя правосудия, учителя глубокого психологического анализа, без которого немыслимо понимание поступков человека, учителя человеколюбия, без которого немыслим правый суд, учителя того истинного красноречия, которое на­ходит простые, но настоящие слова, проникающие в сердце и ум человека.

Его обвинительные речи по уголовным делам остаются шедеврами русского судебного красноречия. Эти выступления в определенной мере напоминают остросюжетный роман или психологическую повесть. В защитительных и обвинительных речах П. А. Александров. А. Ф. Кони и многие другие являются блестящими знатоками человеческой психологии.

В деле В. Протопопова по обвинению в превышении власти А. Ф. Кони представляет краткую, точную и исчерпывающую характеристику главного действующего лица уголовной драмы. Выяснив главную «пружину» злоупотреблений В. Протопопова – власть, – А. Ф. Кони в простом разговорном стиле рисует нам твердый и злобный характер обвиняемого, размышляет о причинах злоупотреблений и психологической их подоплеке.

«Власть имеет сама в себе много привлекательного. Она дает облеченному ею сознание силы, она выделяет его из среды безвластных людей, она создает ему положение, с которой надо считаться. Для самолюбия заманчива возможность приказывать, решать, приводить в исполнение свою волю и, хотя бы в очень узкой сфере, карать и миловать; для суетного сомнения отраден вид сдержанной тревоги, плохо скрытого опасения, искательных и недоумевающих взоров … Поэтому люди, относящиеся серьезно к идее о власти, получая эту власть в свои руки, обращаются с ней осторожно, а вызванные на проявление ее в благородном смущении призывают себе на память не только свои права, но также свои обязанности и нравственные задачи. Но бывают и другие люди. Обольщенные прежде всего созерцанием себя во всеоружии отмежеванной им власти, они только о ней думают и заботятся и возбуждаются от сознания свой относительной силы. Для них власть обращается в сладкий напиток, который быстро причиняет вредное для власти опьянение. Вино власти бросилось в голову и Протопопову. Мы не знаем, что он думал о своей новой должности, когда возможность получения ее впервые выросла перед ним, не знаем и того, как готовился он к ней со времени назначения до дня вступления, но вступил он, очевидно, с твердым представлением, что ему надо проявить власть простейшим и, по его мнению, не возбуждающим никакого сомнения средством.»

Полезными для современного оратора будут «Советы лекторам» А. Ф. Кони, в которых ему удалось в краткой, изящной и доступной форме изложить основы риторики. В этих «Советах» А. Ф. Кони говорит молодому оратору о подготовке речи (сборе материала, составлении плана, написании речи), план речи надо мысленно пробежать перед каждым выступлением. Страх перед аудиторией слушателей для молодого оратора может быть компенсирован тщательностью предварительной подготовки. А. Ф. Кони писал о том, что оратор говорить должен громко, ясно, отчетливо и ритмично, желательно обладать хорошей дикцией.

Особое внимание уделял А. Ф. Кони звучанию речи, моменту акции. Необходимо периодически изменять тон речи, он не должен быть монотонным и раздраженным. Его надо то повышать, то понижать, можно менять: задумчивый на бодрый, задушевный на официозный. Жестикуляция оживляет речь, но пользоваться ею надо осторожно, жесты должны соответствовать смыслу, а не отвлекать от самой речи.

Вся речь должна быть оригинальна и разнообразна. Можно выбирать себе группу слушателей и говорить конкретно ей: слушатели смотрят на лектора, им приятно, если и лектор смотрит на них, – этим завоевывается расположение аудитории, главное, чтобы этот взгляд был ненавязчивым.

Говорящему необходимы выдержка и умение сосредоточиться на речи, никакие помехи не могут его сбить. Он отстранен от шуршания газет, производственных шумов, вспышек фотоаппаратов, плача детей и иных помех.

Форма речи должна быть простой и понятной, иностранные слова допустимы, но при необходимости пояснены. Лирика может быть в речи, но ее должно быть мало и она должна быть искренней, как и вся речь. Элемент трогательного, жалостливого может быть в речи, но говорить трогательное надо сухим прото­кольным тоном, холодно, бесстрастно, иначе слушатели не будут тронуты.

Секреты успешного ораторского выступления, по А. Ф. Кони, таковы:

1) завоевать внимание слушателей;

2) удержать внимание до конца речи.

Привлечь начальное внимание аудитории можно простым, интересным и динамическим рассказом, содержание которого было бы близким и вызывало бы чувство сопереживания.

Удержать внимание можно:

1) краткостью речи – отсутствием всего лишнего;

2) быстрым движением мысли так, чтобы слов было мало, а мыслей и чувств – много;

3) краткими освежающими и поясняющими отступлениями (примерами, историями).

Конец речи должен гармонично завершать выступление, то есть возможна связь с началом, чтобы не только по содержанию, но и по голосу лектора было ясно, что дальше говорить нечего.

Уже будучи в отставке, на восьмом десятке лет А. Ф. Кони нашел свое новое призвание – стал заниматься преподавательской и лекторской просветительской деятельностью. Библиотеки и больницы, заводы и фабрики, Пролеткульт и Балтфлот - всюду, где бы он не выступал, его слушали с величайшим интересом. Лекции были на самые разные темы: о А. Пушкине, Л. Толстом, А. Пирогове, о воспитании детей. А общей чертой всех речей А. Ф. Кони были популяризация идей гуманизма. Такими же просветительскими были стихотворения А. Ф. Кони:

Напутствовать юное хочется мне поколение.

От мрака и грязи умы и сердца уберечь.

Подобно античным риторам, А. Ф. Кони настаивал на обязательности для лектора и юриста высокой моральности и активной гражданской позиции оратора. Кроме того, по мнению А. Ф. Кони, юрист обязательно должен быть широкообразованным человеком, а не только специалистом в области юриспруденции.

2. 2. П. С. Пороховщиков (П. Сергеич)

(18 - 19)

Выдающийся оратор и крупнейший теоретик искусства красноречия П. С. Пороховщиков создал прекрасное, актуальное и в наши дни руководство для молодого оратора-юриста под названием «Искусство речи на суде» (1910).

Книга эта отличается богатым содержанием и яркостью выразитель­ной формы. А. Ф. Кони назвал книгу П. Сергеича «прекрасным, систематическим пособием по судебному крас­норечию, сочинением, где автор на многочисленных примерах учит не только тому, как надо, но ещe больше – как не надо говорить».

«В чем заключается ближайшая, непосредственная цель всякой судебной речи, – начинает второй па­раграф своей книги П. Сергеич, – в том, чтобы ее поняли те, к кому она обращена. Каждое слово оратора должно быть понимаемо слушателями совершенно так, как понимает его оратор». Чтобы хорошо говорить, надо уметь говорить. Умение говорить требует соблюдения двух внешних условий: «чистоты» и точности слов и двух внутренних: знание предмета и знание языка.

П. Сергеич был противником использования в русской речи иностранных слов-заимствований, эквивалент которых уже был в языке. Он отмечал: «…вместо «вымышлен­ный» говорят «фиктивный», вместо «внушать» –« инспирировать», вместо «преобладающий» – « доминирующий» и т.п.». Следует, однако, заметить, что большинство из вышеперечисленных слов заняли свое место в научном, деловом и публицистическом стилях речи.

Избежать этих недостатков помогает богатство словарного запаса оратора. Это необходимое условие каждой хорошо подготовленной речи. Образован­ный человек должен свободно распоряжаться этим богатством, подбирать синонимы и антонимы, обязательно знать значение всех терминов, которые он употребляет.

«Проверьте себя: отделите известные вам слова от привычных, т.е. те, которые вы не только знаете, но и употребляете в разговоре: вы поразитесь своей бедности. Мы часто небрежны к словам в разговоре, но слишком заботимся о них на трибуне. Это выдает искусственность речи, когда нужна ее естественность.

Богатству слов учитесь у великих поэтов, у них каждое слово выбрано сознательно. Если бы в первоначальном варианте про смерть Ленского Пушкин написал: «Угас огонь на алтаре» то, перечитав рукопись, он заменил бы слово «угас» словом «потух», хотя, в принципе, это одно и то же»

Важным качеством для хорошего оратора является отличное знание предмета речи и проблем, с ним связанных. Старайтесь ознакомиться с предметом речи всесторонне, освоиться с ним. Это подскажет вам нужные выражения во время произнесения речи. Только знание дает точ­ность в высказывании. Неопределенность и нечёткость обыкновенно бывает признаком неясного мышления. Всегда имейте в виду афоризм Шопенгауэра: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает».

П. Сергеич советует молодому судебному оратору, прежде всего, составить план своего выступления, а для этого уяснить три вопроса:

1. Что произошло и почему произошло?

2.Что надо доказать присяжным?

3.Чем можно оказать влияние на их решения?

Нахождения главной идеи речи еще не достаточно для составления самой речи. «Для того, чтобы подгтовить обвинительную или защитительную речь, необходимо творчество оратора. Обвинитель должен указать им все, что изобличает подсудимого, защитник – все, что доказывает его неприкосновенность к делу или извиняет его преступление. Для этого, конечно, сырой материал дела должен подвергнуться известной обработке со стороны оратора, необходимо также, чтобы судьи (и слушатели) без труда могли следить за его мыслями, усвоить их и запомнить. Содержание обвинения или защиты должно быть передано изящными и сильными словами, а сама речь произнесена с внешней выразительностью и красотой… Для этого, – пишет П. Сергеич, – наряду с размышлениями (о деле), надо думать и о картинах, причем, если их нет, надо сочинять их: вы говорите о поджоге – изобразите хозяина-поджигателя днем у его кассы за счетами и книгами, и ночью у той же кассы с фитилем и спичками в руках: в первую картину внесите все его расчеты о выгодах поджога; во второй – сравните потревоженное и заботливо унесенное золото с жильцами соседних квартир, безмятежно спящими рядом с крадущимся пламенем…»

П. Сергеич советует написать каждое отдельное положение речи на отдельном листе, а после по мере хода размышлений дописывать в каждом листе несколько строк. Мастерски подготовленные речи за кажущейся простотой и легкостью переходов и логических заключений на самом деле являются плодом кропотливой работы, помноженной на эрудицию и талант. Хорошая речь – это результат знания предмета и проблемы, размышлений над ними и опыта «напряженной работы над каждым отдельным делом».

Молодому оратору необходимо учитывать логический и психологический факторы при составлении речи. В частности, он должен быть последовательным и не проявлять явно своих эмоций, а, наоборот, стараться вызвать их у слушателей.

Книга П. Сергеича «Искусство речи на суде» – это прекрасное руководство для начинающего оратора: трудные вопросы, любые тонкости риторики – все рассмотрено, обсуждено, взвешено, оценено. Данная работа стала настоящей энциклопедией русского ораторского искусства.

Господа судьи, господа присяжные заседатели! Вашему рассмотрению подлежат самые разнообразные по своей внутренней обстановке дела; между ними часто встречаются дела, где свидетельские показания дышат таким здравым смыслом, проникнуты такою искренностью и правдивостью и нередко отличаются такою образностью, что задача судебной власти становится очень легка. Остается сгруппировать все эти свидетельские показания, и тогда они сами собою составят картину, которая в вашем уме создаст известное определенное представление о деле. Но бывают дела другого рода, где свидетельские показания имеют совершенно иной характер, где они сбивчивы, неясны, туманны, где свидетели о многом умалчивают, многое боятся сказать, являя перед вами пример уклончивого недоговариванья и далеко не полной искренности. Я не ошибусь, сказав, что настоящее дело принадлежит к последнему разряду, но не ошибусь также, прибавив, что это не должно останавливать вас, судей, в строго беспристрастном и особенно внимательном отношении к каждой подробности в нем. Если в нем много наносных элементов, если оно несколько затемнено неискренностью и отсутствием полной ясности в показаниях свидетелей, если в нем представляются некоторые противоречия, то тем выше задача обнаружить истину, тем более усилий ума, совести и внимания следует употребить для узнания правды. Задача становится труднее, но не делается неразрешимою. Я не стану напоминать вам обстоятельства настоящего дела; они слишком несложны для того, чтобы повторять их в подробности. Мы знаем, что молодой банщик женился, поколотил студента и был посажен под арест. На другой день после этого нашли его жену в речке Ждановке. Проницательный помощник пристава усмотрел в смерти ее самоубийство с горя по муже, и тело было предано земле, а дело воле Божьей. Этим, казалось бы, все и должно было кончиться, но в околотке пошел говор об утопленнице. Говор этот группировался около Аграфены Суриной, она была его узлом, так как она будто бы проговорилась, что Лукерья не утопилась, а утоплена мужем. Поэтому показание ее имеет главное и существенное в деле значение. Я готов сказать, что оно имеет, к сожалению, такое значение, потому что было бы странно скрывать от себя и недостойно умалчивать перед вами, что личность ее не производит симпатичного впечатления и что даже взятая вне обстоятельств этого дела, сама по себе, она едва ли привлекла бы к себе наше сочувствие. Но я думаю, что это свойство ее личности нисколько не изменяет существа ее показания. Если мы на время забудем о том, как она показывает, не договаривая, умалчивая, труся, или скороговоркою, в неопределенных выражениях высказывая то, что она считает необходимым рассказать, то мы найдем, что из показания ее можно извлечь нечто существенное, в чем должна заключаться своя доля истины. Притом показание ее имеет особое значение в деле: им завершаются все предшествовавшие гибели Лукерьи события, им объясняются и все последующие, оно есть, наконец, единственное показание очевидца. Прежде всего возникает вопрос: достоверно ли оно? Если мы будем определять достоверность показания тем,как человек говорит,как он держит себя на суде, то очень часто примем показания вполне достоверные за ложные и, наоборот, примем оболочку показания за его сущность, за его сердцевину. Поэтому надо оценивать показание по его внутреннему достоинству. Если оно дано непринужденно, без постороннего давления, если оно дано без всякого стремления к нанесению вреда другому и если затем оно подкрепляется обстоятельствами дела и бытовою житейскою обстановкою тех лиц, о которых идет речь, то оно должно быть признано показанием справедливым. Могут быть неверны детали, архитектурные украшения, мы их отбросим, но тем не менее останется основная масса, тот камень, фундамент, на котором зиждутся эти ненужные, неправильные подробности. Существует ли первое условие в показании Аграфены Суриной? Вы знаете, что она сама первая проговорилась, по первому толчку, данному Дарьею Гавриловою, когда та спросила: «Не ты ли это с Егором утопила Лукерью?» Самое поведение ее при ответе Дарье Гавриловой и подтверждение этого ответа при следствии исключает возможность чего-либо насильственного или вынужденного. Она сделалась - волею или неволею, об этом судить трудно - свидетельницею важного и мрачного события, она разделила вместе с Егором ужасную тайну, но как женщина нервная, впечатлительная, живая, оставшись одна, она стала мучиться, как все люди, у которых на душе тяготеет какая-нибудь тайна, что-нибудь тяжелое, чего нельзя высказать. Она должна была терзаться неизвестностью, колебаться между мыслью, что Лукерья, может быть, осталась жива, и гнетущим сознанием, что она умерщвлена, и поэтому-то она стремилась к тому, чтобы узнать, что сделалось с Лукерьей. Когда все вокруг было спокойно, никто еще не знал об утоплении, она волнуется как душевнобольная, работая в прачечной, спрашивает поминутно, не пришла ли Лукерья, не видали ли утопленницы. Бессознательно почти, под тяжким гнетом давящей мысли она сама себя выдает. Затем, когда пришло известие об утопленнице, когда участь, постигшая Лукерью, определилась, когда стало ясно, что она не придет никого изобличать, бремя на время свалилось с сердца и Аграфена успокоилась. Затем опять тяжкое воспоминание и голос совести начинают ей рисовать картину, которой она была свидетельницею, и на первый вопрос Дарьи Гавриловой она почти с гордостью высказывает все, что знает. Итак, относительно того, что показание Суриной дано без принуждения, не может быть сомнения. Обращаюсь ко второму условию: может ли показание это иметь своею исключительною целью коварное желание набросить преступную тень на Егора, погубить его? Такая цель может быть только объяснена страшною ненавистью, желанием погубить во что бы то ни стало подсудимого, но в каких же обстоятельствах дела найдем мы эту ненависть? Говорят, что она была на него зла за то, что он женился на другой; это совершенно понятно, но она взяла за это с него деньги; положим, что, даже и взяв деньги, она была недовольна им, но между неудовольствием и смертельною ненавистью целая пропасть. Все последующие браку обстоятельства были таковы, что он, напротив, должен был сделаться ей особенно дорог и мил. Правда, он променял ее, с которою жил два года, на девушку, с которой перед тем встречался лишь несколько раз, и это должно было задеть ее самолюбие, но через неделю или, во всяком случае, очень скоро после свадьбы, он опять у ней, жалуется ей на жену, говорит, что снова любит ее, тоскует по ней. Да ведь это для женщины, которая продолжает любить, - а свидетели показали, что она очень любила его и переносила его крутое обращение два года, - величайшая победа! Человек, который ее кинул, приходит с повинною головою, как блудный сын, просит ее любви, говорит, что та, другая, не стоит его привязанности, что она, Аграфена, дороже, краше, милее и лучше для него… Это могло только усилить прежнюю любовь, но не обращать ее в ненависть. Зачем ей желать погубить Егора в такую минуту, когда жены нет, когда препятствие к долгой связи и даже к браку устранено? Напротив, теперь-то ей и любить его, когда он всецело ей принадлежит, когда ей не надо нарушать «их закон», а между тем она обвиняет его, повторяет это обвинение здесь, на суде. Итак, с этой точки зрения, показание это не может быть заподозрено. Затем, соответствует ли оно сколько-нибудь обстоятельствам дела, подтверждается ли бытовою обстановкою действующих лиц? Если да, то как бы Аграфена Сурина ни была несимпатична, мы можем ей поверить, потому что другие, совершенно посторонние лица, оскорбленные ее прежним поведением, не свидетельствуя в пользу ее личности, свидетельствуют, однако, в пользу правдивости ее настоящего показания. Прежде всего свидетельница, драгоценная по простоте и грубой искренности своего показания, - сестра покойной Лукерьи. Она рисует подробно отношения Емельянова к жене и говорит, что, когда Емельянов посватался, она советовала сестре не выходить за него замуж, но он поклялся, что бросит любовницу, и она, убедившись этою клятвою, посоветовала сестре идти за Емельянова. Первое время они живут счастливо, мирно и тихо, но затем начинается связь Емельянова с Суриной. Подсудимый отрицает существование этой связи, но о ней говорит целый ряд свидетелей. Мы слышали показание двух девиц, ходивших к гостям по приглашению Егора, которые видели, как он, в половине ноября, целовался на улице, и не таясь, с Аграфеною. Мы знаем из тех же показаний, что Аграфена бегала к Егору, что он часто, ежедневно по нескольку раз, встречался с нею. Правда, главное фактическое подтверждение, с указанием на место, где связь эта была закреплена, принадлежит Суриной, но и оно подкрепляется посторонними обстоятельствами, а именно - показаниями служащего в Зоологической гостинице мальчика и Дарьи Гавриловой. Обвиняемый говорит, что он в этот день до 6 часов сидел в мировом съезде, слушая суд и собираясь подать апелляцию. Не говоря уже о том, что, пройдя по двум инстанциям, он должен был слышать от председателя мирового съезда обязательное по закону заявление, что апелляции на приговор съезда не бывает, этот человек, относительно которого приговор съезда был несправедлив, не только по его мнению, но даже по словам его хозяина, который говорит, что Егор не виноват, «да суд так рассудил», этот человек идет любопытствовать в этот самый суд и просиживает там полдня. Действительно, он не был полдня дома, но он был не в съезде, а в Зоологической гостинице. На это указывает мальчик Иванов. Он видел в Михайлов день Сурину в номерах около 5 часов. Это подтверждает и Гаврилова, которой 8 ноября Сурина сказала, что идет с Егором, а затем вернулась в 6 часов. Итак, частица показания Суриной подтверждается. Таким образом, очевидно, что прежние дружеские, добрые отношения между Лукерьею и ее мужем поколебались. Их место заняли другие, тревожные. Такие отношения не могут, однако, долго длиться: они должны измениться в ту или другую сторону. На них должна была постоянно влиять страсть и прежняя привязанность, которые пробудились в Егоре с такою силою и так скоро. В подобных случаях может быть два исхода: или рассудок, совесть и долг победят страсть и подавят ее в грешном теле, и тогда счастие упрочено, прежние отношения возобновлены и укреплены, или, напротив, рассудок подчинится страсти, заглохнет голос совести, и страсть, увлекая человека, овладеет им совсем; тогда явится стремление не только нарушить, но навсегда уничтожить прежние тягостные, стесняющие отношения. Таков общий исход всех действий человеческих, совершаемых под влиянием страсти; на средине страсть никогда Не останавливается; она или замирает, погасает, подавляется или, развиваясь чем далее, тем быстрее, доходит до крайних пределов. Для того чтобы определить, по какому направлению должна была идти страсть, овладевшая Емельяновым, достаточно вглядеться в характер действующих лиц. Я не стану говорить о том, каким подсудимый представляется нам на суде; оценка поведения его на суде не должна быть, по моему мнению, предметом наших обсуждений. Но мы можем проследить его прошедшую жизнь по тем показаниям и сведениям, которые здесь даны и получены. Лет 16 он приезжает в Петербург и становится банщиком при номерных, так называемых семейных банях. Известно, какого рода эта обязанность; здесь, на суде, он сам и две девушки из дома терпимости объяснили, в чем состоит одна из главных функций этой обязанности. Ею-то, между прочим, Егор занимается с 16 лет. У него происходит перед глазами постоянный, систематический разврат. Он видит постоянное беззастенчивое проявление грубой чувственности. Рядом с этим является добывание денег не действительною, настоящею работой, а «наводкою». Средства к жизни добываются не тяжелым и честным трудом, а тем, что он угождает посетителям, которые, довольные проведенным временем с приведенною женщиною, быть может, иногда и не считая хорошенько, дают ему деньги на водку. Вот какова его должность с точки зрения труда! Посмотрим на нее с точки зрения долга и совести. Может ли она развить в человеке самообладание, создать преграды, внутренние и нравственные, порывам страсти? Нет, его постоянно окружают картины самого беззастенчивого проявления половой страсти, а влияние жизни без серьезного труда, среди далеко не нравственной обстановки для человека, не укрепившегося в другой, лучшей сфере, конечно, не явится особо задерживающим в ту минуту, когда им овладеет чувственное желание обладания… Взглянем на личный характер подсудимого, как он нам был описан. Это характер твердый, решительный, смелый. С товарищами живет Егор не в ладу, нет дня, чтобы не ссорился, человек «озорной», неспокойный, никому спускать не любит. Студента, который, подойдя к бане, стал нарушать чистоту, он поколотил больно - и поколотил притом не своего брата мужика, а студента, «барина», - стало быть, человек, не очень останавливающийся в своих порывах. В домашнем быту это человек не особенно нежный, не позволяющий матери плакать, когда его ведут под арест, обращающийся со своею любовницею, «как палач». Ряд показаний рисует, как он обращается вообще с теми, кто ему подчинен по праву или обычаю: «Идешь ли?» - прикрикивает он на жену, зовя ее с собою; «Гей, выходи», - стучит в окно; «выходи», - властно кричит он Аграфене. Это человек, привыкший властвовать и повелевать теми, кто ему покоряется, чуждающийся товарищей, самолюбивый, непьющий, точный и аккуратный. Итак, это характер сосредоточенный, сильный и твердый, но развившийся в дурной обстановке, которая ему никаких сдерживающих нравственных начал дать не могла. Посмотрим теперь на его жену. О ней также характеристичные показания: эта женщина невысокого роста, толстая, белокурая, флегматическая, молчаливая и терпеливая. «Всякие тиранства от моей жены, капризной женщины, переносила, никогда слова не сказала», - говорит о ней свидетель Одинцов. «Слова от нее трудно добиться», - прибавил он. Итак, это вот какая личность: тихая, покорная, вялая и скучная, главное - скучная. Затем выступает Аграфена Сурина. Вы ее видели и слышали; вы можете относиться к ней не с симпатией, но вы не откажете ей в одном: она бойка и даже здесь за словом в карман не лезет, не может удержать улыбки, споря с подсудимым; она, очевидно, очень живого, веселого характера, энергическая, своего не уступит даром, у нее черные глаза, румяные щеки, черные волосы. Это совсем другой тип, другой темперамент. Вот такие-то три лица сводятся судьбою вместе. Конечно, и природа, и обстановка указывают, что Егор должен скорее сойтись с Аграфеною; сильный всегда влечется к сильному, энергическая натура сторонится от всего вялого и слишком тихого. Егор женится, однако, на Лукерье. Чем она понравилась ему? Вероятно, свежестью, чистотою, невинностью. В этих ее свойствах нельзя сомневаться. Егор сам не отрицает, что она вышла за него, сохранив девическую чистоту. Для него эти ее свойства, эта ее неприкосновенность должны были представлять большой соблазн, сильную приманку, потому что он жил последние годы в такой сфере, где девической чистоты вовсе не полагается; для него обладание молодою, невинною женою должно было быть привлекательным. Оно имело прелесть новизны, оно так резко и так хорошо противоречило общему складу окружающей его жизни. Не забудем, что это не простой крестьянин, грубоватый, но прямодушный, - это крестьянин, который с 16 лет в Петербурге, в номерных банях, который, одним словом, «хлебнул» Петербурга. И вот он вступает в брак с Лукерьею, которая, вероятно, иначе ему не могла принадлежать; но первые порывы страсти прошли, он охлаждается, а затем начинается обычная жизнь, жена его приходит к ночи, тихая, покорная, молчаливая… Разве это ему нужно с его живым характером, с его страстною натурою, испытавшею житье с Аграфеною? И ему, особенно при его обстановке, приходилось видывать виды, и ему, может быть, желательна некоторая завлекательность в жене, молодой задор, юркость, бойкость. Ему, по характеру его, нужна жена живая, веселая, а Лукерья - совершенная противоположность этому. Охлаждение понятно, естественно. А тут Аграфена снует, бегает по коридору, поминутно суется на глаза, подсмеивается и не прочь его снова завлечь. Она зовет, манит, туманит, раздражает, и когда он снова ею увлечен, когда она снова позволяет обнять себя, поцеловать; в решительную минуту, когда он хочет обладать ею, она говорит: «Нет, Егор, я вашего закона нарушать на хочу», то есть каждую минуту напоминает о сделанной им ошибке, корит его тем, что он женился, не думая, что делает, не рассчитав последствий, сглупив… Он знает при этом, что она от него ни в чем более не зависит, что она может выйти замуж и пропасть для него навсегда. Понятно, что ему остается или махнуть на нее рукою и вернуться к скучной и молчаливой жене, или отдаться Аграфене. Но как отдаться? Вместе, одновременно с женою? Это невозможно. Во-первых, это в материальном отношении дорого будет стоить, потому что ведь придется и материальным образом иногда выразить любовь к Суриной; во-вторых, жена его стесняет; он человек самолюбивый, гордый, привыкший действовать самостоятельно, свободно, а тут надо ходить тайком по номерам, лгать, скрывать от жены или слушать брань ее с Аграфеною и с собою - и так навеки! Конечно, из этого надо найти исход. И если страсть сильна, а голос совести слаб, то исход может быть самый решительный. И вот является первая мысль о том, что от жены надо избавиться. Мысль эта является в ту минуту, когда Аграфена вновь стала принадлежать ему, когда он снова вкусил от сладости старой любви и когда Аграфена отдалась ему, сказав, что это, как говорится в таких случаях, «в первый и в последний раз». О появлении этой мысли говорит Аграфена Сурина: «Не сяду под арест без того, чтобы Лукерьи не было», - сказал ей Емельянов. Мы бы могли не совсем по верить ей, но слова ее подтверждаются другим беспристрастным и добросовестным свидетелем, сестрою Лукерьи, которая говорит, что накануне смерти, через неделю после свидания Егора с Суриною, Лукерья передавала ей слова мужа: «тебе бы в Ждановку». В каком смысле было это сказано - понятно, так как она отвечала ему: «Как хочешь, Егор, но я сама на себя рук накладывать не стану». Видно, мысль, на которую указывает Аграфена, в течение недели пробежала целый путь и уже облеклась в определенную и ясную форму - «тебе бы в Ждановку». Почему же именно в Ждановку? Вглядитесь в обстановку Егора и отношения его к жене. Надо от нее избавиться. Как, что для этого сделать? Убить… Но как убить? Зарезать ее - будет кровь, явные следы, - ведь они видятся только в бане, куда она приходит ночевать. Отравить? Но как достать яду, как скрыть следы преступления? и т.д. Самое лучшее и, пожалуй, единственное средство - утопить. Но когда? А когда она пойдет провожать его в участок, - это время самое удобное, потому, что при обнаружении убийства он окажется под арестом и даже как нежный супруг и несчастный вдовец пойдет потом хоронить утопившуюся или утонувшую жену. Такое предположение вполне подкрепляется рассказом Суриной. Скажут, что Сурина показывает о самом убийстве темно, туманно, путается, сбивается. Все это так, но у того, кто даже как посторонний зритель бывает свидетелем убийства, часто трясутся руки и колотится сердце от зрелища ужасной картины; когда же зритель не совсем посторонний, когда он даже очень близок к убийце, когда убийство происходит в пустынном месте, осеннею и сырою ночью, тогда немудрено, что Аграфена не совсем может собрать свои мысли и не вполне разглядела, что именно и как именно делал Егор. Но сущность ее показаний все-таки сводится к одному, т.е. к тому, что она видела Егора топившим жену; в этом она тверда и впечатление это передает с силою и настойчивостью. Она говорит, что, испугавшись, бросилась бежать, затем он догнал ее, а жены не было; значит, думала она, он-таки утопил ее; спросила о жене - Егор не отвечал. Показание ее затем вполне подтверждается во всем, что касается ее ухода из дома вечером 14 ноября. Подсудимый говорит, что он не приходил за ней, но Анна Николаева удостоверяет противоположное и говорит, что Аграфена, ушедшая с Егором, вернулась через 20 минут. По показанию Аграфены, она как раз прошла и пробежала такое пространство, для которого нужно было, по расчету, употребить около 20 минут времени. Нам могут возразить против показания Суриной, что смерть Лукерьи могла произойти от самоубийства или же сама Сурина могла убить ее. Обратимся к разбору этих, могущих быть, возражений. Прежде всего нам скажут, что борьбы не было, потому что платье утопленницы не разорвано, не запачкано, что сапоги у подсудимого, который должен был войти в воду, не были мокры и т.д. Вглядитесь в эти два пункта возражений и вы увидите, что они вовсе не так существенны, как кажутся с первого взгляда. Начнем с грязи и борьбы. Вы слышали показание одного свидетеля, что грязь была жидкая, что была слякоть; вы знаете, что место, где совершено убийство, весьма крутое, скат в 9 шагов, под углом 45°. Понятно, что, начав бороться с кем-нибудь на откосе, можно было съехать по грязи в несколько секунд до низу и если затем человек, которого сталкивают, запачканного грязью, в текущую воду, остается в ней целую ночь, то нет ничего удивительного, что на платье, пропитанном насквозь водою, слякоть расплывается и следов от нее не останется: природа сама выстирает платье утопленницы. Скажут, что нет следов борьбы. Я не стану утверждать, чтобы она была, хотя разорванная пола куцавейки наводит, однако, на мысль, что нельзя отрицать ее существования. Затем скажут:сапоги !. Да, сапоги эти, по-видимому, очень опасны для обвинения, но только по-видимому. Припомните часы: когда Егор вышел из дома, это было три четверти десятого, а пришел он в участок десять минут одиннадцатого, т.е. через 25 минут по выходе из дома и минут через 10 после того, что было им совершено, по словам Суриной. Но в часть, где собственно содержатся арестанты и где его осматривали, он пришел в 11 часов, через час после того дела, в совершении которого он обвиняется. В течение этого времени он много ходил, был в теплой комнате, и затем его уже обыскивают. Когда его обыскивали, вы могли заключить из показаний свидетелей; один из полицейских объяснил, что на него не обратили внимания, потому что он приведен на 7 дней; другой сказал сначала, что всего его обыскивал, и потом объяснил, что сапоги подсудимый снял сам, а он осмотрел только карманы. Очевидно, что в этот промежуток времени он мог успеть обсохнуть, а если и оставалась сырость на платье и сапогах, то она не отличалась от той, которая могла образоваться от слякоти и дождя. Да, наконец, если вы представите себе обстановку убийства так, как описывает Сурина, вы убедитесь, что ему не было надобности входить в воду по колени. Завязывается борьба на откосе, подсудимый пихает жену, они скатываются в минуту по жидкой грязи, затем он схватывает ее за плечи и, нагнув ее голову, сует в воду. Человек может задохнуться в течение двух-трех минут, особенно если не давать ему ни на секунду вынырнуть, если придержать голову под водой. При такой обстановке, которую описывает Сурина, всякая женщина в положении Лукерьи будет поражена внезапным нападением, - в сильных руках разъяренного мужа не соберется с силами, чтобы сопротивляться, особенно если принять в соображение положение убийцы, который держал ее одною рукою за руку, на которой и остались синяки от пальцев, а другою нагибал ей голову к воде. Чем ей сопротивляться, чем ей удержаться от утопления? У нее свободна одна лишь рука, но перед нею вода, за которую ухватиться, о которую опереться нельзя. Платье Егора могло быть при этом сыро, забрызгано водою, запачкано и грязью немного, но при поверхностном осмотре, который ему делали, это могло остаться незамеченным. Насколько это вероятно, вы можете судить по показаниям свидетелей; один говорит, что он засажен в часть в сапогах, другой говорит босиком; один показывает, что он был в сюртуке, другой говорит - в чуйке и т.д. Наконец, известно, что ему позволили самому явиться под арест, что он был свой человек в участке, - станут ли такого человека обыскивать и осматривать подробно? Посмотрим, насколько возможно предположение о самоубийстве. Думаю, что нам не станут говорить о самоубийстве с горя, что мужа посадили на 7 дней под арест. Надо быть детски-легковерным, чтобы поверить подобному мотиву. Мы знаем, что Лукерья приняла известие об аресте мужа спокойно, хладнокровно, да и приходить в такое отчаяние, чтобы топиться ввиду семидневной разлуки, было бы редким, чтобы не сказать невозможным, примером супружеской привязанности. Итак, была другая причина, но какая же? Быть может, жестокое обращение мужа, но мы, однако, не видим такого обращения: все говорят, что они жили мирно, явных ссор не происходило. Правда, она раз, накануне смерти, жаловалась, что муж стал грубо отвечать, лез с кулаками и даже советовал ей «в Ждановку». Но, живя в России, мы знаем, каково в простом классе жестокое обращение с женою. Оно выражается гораздо грубее и резче, в нем муж, считая себя в своем неотъемлемом праве, старается не только причинить боль, но и нашуметь, сорвать сердце. Здесь такого жестокого обращения не было и быть не могло. Оно, по большей части, есть следствие глубокого возмущения какою-нибудь стороною в личности жены, которую нужно, по мнению мужа, исправить, наказуя и истязуя. Здесь было другое чувство, более сильное и всегда более страшное по своим результатам. Это была глубокая, затаенная ненависть. Наконец, мы знаем, что никто так не склонен жаловаться и плакаться на жестокое обращение, как женщина, и Лукерья точно так же не удержалась бы, чтобы не рассказывать хоть близким, хоть сестре, что нет житья с мужем, как рассказала о нем накануне смерти. Итак, нет повода к самоубийству. Посмотрим на выполнение этого самоубийства. Она никому не намекает даже о своем намерении, напротив, говорит накануне противоположное, а именно: что рук на себя не наложит; затем она берет у сестры - у бедной женщины - кофту: для чего же? - чтобы в ней утопиться; наконец, местом утопления она выбирает Ждановку, где воды всего на аршин. Как же тут утопиться? Ведь надо согнуться, нужно чем-нибудь придержаться за дно, чтобы не всплыть на поверхность… Но чувство самосохранения непременно скажется, - молодая жизнь восстала бы против своего преждевременного прекращения, и Лукерья сама выскочила бы из воды. Известно, что во многих случаях самоубийцы потому только гибнут под водою, что или не умеют плавать, или же несвоевременно придет помощь, которую они обыкновенно сами призывают. Всякий, кто знаком с обстановкою самоубийства, знает, что утопление, а также бросание с высоты - два преимущественно женских способа самоубийства, - совершаются так, что самоубийца старается ринуться, броситься как бы с тем, чтобы поскорей, сразу, без возможности колебания и возврата, прервать связь с окружающим миром. В воду «бросаются», а не ищут такого места, где бы надо было «входить» в воду, почти как по ступенькам. Топясь в Ждановке, Лукерья должна была войти в воду, нагнуться, даже сесть и не допустить себя встать, пока не отлетит от нее жизнь. Но это положение немыслимое! И зачем оно, когда в десяти шагах течет Нева, которая не часто отдает жизни тех, кто пойдет искать утешения в ее глубоких и холодных струях. Наконец, самое время для самоубийства выбирается такое, когда сама судьба послала ей семидневную отсрочку, когда она может вздохнуть и пожить на свободе без мужа, около сестры. Итак, это не самоубийство. Но, может быть, это убийство, совершенное Аграфеной Суриной, как намекает на это подсудимый? Я старался доказать, что не Аграфене Суриной, а мужу Лукерьи можно было желать убить ее, и притом, если мы остановимся на показании обвиняемого, то мы должны брать его целиком, особенно в отношении Суриной. Он здесь настойчиво требовал от свидетелей подтверждения того, что Лукерья плакалась от угроз Суриной удавить ее или утюгом хватить. Свидетели этого не подтвердили, но если все-таки верить обвиняемому, то надо признать, что Лукерья окончательно лишилась рассудка, чтобы идти ночью на глухой берег Ждановки с такою женщиною, которая ей враг, которая грозила убить ее! Скажут, что Сурина могла напасть на нее, когда она возвращалась, проводив мужа. Но факты, неумолимые факты докажут нам противное. Егор ушел из бань в три четверти десятого, пришел в участок в десять минут одиннадцатого, следовательно, пробыл в дороге 25 минут. Одновременно с уходом из дому он вызвал Аграфену, как говорит Николаева. Следовательно, Сурина могла напасть на Лукерью только по истечении этих 25 минут. Но та же Николаева говорила, что Аграфена Сурина вернулась домой черездвадцать минут после ухода. Наконец, могла ли Сурина один на один сладить с Лукерьею, как мог сладить с нею ее муж и повелитель? Вот тут-то были бы следы той борьбы, которой так тщетно искала защита на платье покойной. Итак, предположение о Суриной как убийце Лукерьи рушится, и мы приходим к тому, что показание Суриной в существе своем верно. Затем остаются неразъясненными два обстоятельства: во-первых, зачем обвиняемый вызывал Аграфену, когда шел убивать жену, и, во-вторых, зачем он говорил, по показанию Суриной, что «брал девку, а вышла баба», и упрекал в том жену в последние моменты ее жизни? Не лжет ли Сурина? Но, господа присяжные, не одними внешними обстоятельствами, которые режут глаза, определяется характер действий человека; при известных случаях надо посмотреть и на те душевные проявления, которые свойственны большинству людей при известной обстановке. Зачем он бросил тень на честь своей жены в глазах Аграфены? Да потому, что, несмотря на некоторую свою испорченность, он живет в своеобразном мире, где при разных, подчас грубых и не вполне нравственных явлениях существует известный, определенный, простой и строгий нравственный кодекс. Влияние кодекса этого выразилось в словах Аграфены: «Я вашего закона нарушать не хочу!» Подсудимый - человек самолюбивый, гордый и властный; прийти просто просить у Аграфены прощения и молить о старой любви - значило бы прямо сказать, что он жену не любит потому, что женился «сдуру», не спросясь броду; Аграфена стала бы смеяться. Надо было иметь возможность сказать Аграфене, что она может нарушить закон, потому что этого законанет, потому что жена внесла бесчестье в дом и опозорилазакон сама. Не тоскующим и сделавшим ошибку, непоправимую на всю жизнь, должен он был прийти к Аграфене, а человеком оскорбленным, презирающим жену, не смогшую до свадьбы «себя соблюсти». В таких условиях Аграфена стала бы его, быть может, жалеть, но он не был бы смешон в ее глазах. И притом - это общечеловеческое свойство, печальное, но верное, - когда человек беспричинно ненавидит другого, несправедлив к нему, то он силится найти в нем хоть какую-нибудь, хотя вымыленную, вину, чтоб оправдаться в посторонних глазах, чтобы даже в глазах самого ненавидимого быть как бы в своем праве. Вот почему лгал Егор о жене Аграфене и в решительную минуту при них обеих повторял эту ложь, в виде вопроса жене о том, кому продала она свою честь, хотя теперь и утверждает, что жена была целомудренна. Зачем он вызвал Аграфену, идя на убийство? Вы ознакомились с Аграфеною Суриною и, вероятно, согласитесь, что эта женщина способна вносить смуту и раздор в душевный мир человека, ею увлеченного. От нее нечего ждать, что она успокоит его, станет говорить как добрая, любящая женщина. Напротив, она скорей всего в ответ на уверения в прочности вновь возникшей привязанности станет дразнить, скажет: «Как же, поверь тебе, хотел ведь на мне жениться - два года водил, да и женился на другой». Понятно, что в человеке самолюбивом, молодом, страстном, желающем приобрести Аграфену, должно было явиться желание доказать, что у него твердо намерение обладать ею, что он готов даже уничтожить жену-разлучницу, да не на словах, которым Аграфена не верит и над которыми смеется, но на деле. Притом она уже раз испытала его неверность, она может выйти замуж, не век же находиться под его гнетом; надо ее закрепить надолго, навсегда, поделившись с нею страшною тайною. Тогда всегда будет возможность сказать: «Смотри, Аграфена! Я скажу все, мне будет скверно, да и тебе, чай, не сладко придется. Вместе погибать пойдем, ведь из-за тебя же Лукерьи душу загубил…» Вот для чего надо было вызвать Аграфену, удалив во что бы то ни стало плаксивую мать, которая дважды вызывалась идти его провожать. Затем могли быть и практические соображения: зайдя за ней, он мог потом, в случае обнаружения каких-нибудь следов убийства, сказать: я сидел в участке, а в участок шел с Грушей, что же - разве при ней я совершил убийство? Спросите ее! Она будет молчать, конечно, и тем дело кончится. Но в этом расчете он ошибся. Он не сообразил, какое впечатление может произвести на Сурину то, что ей придется видеть, он позабыл, что на молчание такой восприимчивой женщины, как Сурина, положиться нельзя… Вот те соображения, которые я считал нужным вам представить. Мне кажется, что все они сводятся к тому, что обвинение против подсудимого имеет достаточные основания. Поэтому я обвиняю его в том, что, возненавидев свою жену и вступив в связь с другою женщиною, он завел жену ночью на речку Ждановку и там утопил. Кончая обвинение, я не могу не повторить, что такое дело, как настоящее, для разрешения своего потребует больших усилий ума и совести. Но я уверен, что вы не отступите перед трудностью задачи, как не отступила перед ней обвинительная власть, хотя, быть может, разрешите ее иначе. Я нахожу, что подсудимый Емельянов совершил дело ужасное, нахожу, что, постановив жестокий и несправедливый приговор над своею бедною и ни в чем не повинною женою, он со всею строгостью привел его в исполнение. Если вы, господа присяжные, вынесете из дела такое же убеждение, как и я, если мои доводы подтвердят в вас это убеждение, то я думаю, что не далее, как через несколько часов, подсудимый услышит из ваших уст приговор, конечно, менее строгий, но, без сомнения, более справедливый, чем тот, который он сам произнес над своею женою.

ОРАТОРСКОЕ ИСКУССТВО А.Ф. КОНИ

Введение

Краткая история жизни и деятельности А.Ф. Кони

1 Юридическая деятельность

2 Научная и педагогическая деятельность

3 Дела А.Ф. Кони исторического значения

Сила ораторского искусства А.Ф. Кони

1 Образ судебного оратора

2 Особенности судебной речи

3 Характерные приемы выразительности речи

4 Характерные приемы подготовки и построения речи

Заключение

Введение

В условиях укрепления российской государственности, коренных изменений правосознания граждан, реформирования судебной системы, радикальных перемен в содержании и методах юристов особое значение приобретает возрождении и изучение традиций школы русского (отечественного) судебного красноречия.

В этой связи необходимо отметить таких блестящих судебных ораторов, как А.Ф. Кони, К.К. Арсеньев, Ф.Н. Плевако, В.Д. Спасович и многих других, которые обладали огромной силой воздействия, приковывали внимание широкой общественности.

Целью настоящей работы является выявление содержательных черт отечественного риторического идеала на примере ораторского искусства А.Ф. Кони, проявляющего свой дар убеждения, как в обвинительных речах, так и при рассмотрении дел в качестве председательствующего.

В соответствии с поставленной целью выделены следующие задачи:

представление личной характеристики А.Ф. Кони, раскрытие исторического значения его деятельности, посредством прослеживания основных событий жизни и поведенческих установок знаменитого судебного деятеля;

описание образа судебного оратора, раскрытие значения нравственности в судопроизводстве, опираясь на научные труды А.Ф. Кони;

выявление секрета успеха А.Ф. Кони на поприще судебного красноречия, демонстрирование особого характера его речей;

представление основных художественных приемов выразительности речей А.Ф. Кони, а также демонстрирование его особого подхода к их подготовке и непосредственному выступлению в зале судебного заседания.

Для раскрытия содержания каждой из поставленных задач использована общая литература по риторике, литературные источники, посвященные биографии, избранным трудам и речам А.Ф. Кони, а также некоторые периодические издания, посвященные вопросам эффективности государственного обвинения.

1. Краткая история жизни и деятельности А.Ф. Кони

А.Ф. Кони (1844-1927) родился 9 февраля 1844 г. в Санкт-Петербурге в семье литературно-театрального деятеля и преподавателя истории Ф.А. Кони и актрисы И.С. Юрьевой. До 12 лет воспитывался дома, потом в немецком училище св. Анны, откуда перешел во Вторую гимназию; из 6 класса гимназии в мае 1861 г. держал экзамен для поступления в Санкт-Петербургский университет на математическое отделение, а по закрытии данного университета перешел на 2 курс юридического факультета Московского университета, который и окончил в 1865 г. со степенью кандидата.

1.1 Юридическая деятельность

Анатолий Федорович Кони (1844-1927) занимает особое место среди великих русских судебных ораторов, чья деятельность приходится на период середины и конца XIX века. Свой путь в обществе он начал в «эпоху реформ» 60-х годов XIX в. и завершил его в годы Советской власти.

В 1864-1865 г.г. в связи с отменой крепостного права проводилась прогрессивная по своему содержанию Судебная реформа, были приняты Уставы судопроизводства, создавались новые судебные учреждения. А.Ф. Кони сначала был назначен на должность секретаря Петербургской судебной палаты (18 апреля 1866г.), затем - секретаря Московской прокуратуры (23 декабря 1866 г.).

Осенью 1867 г. А. Ф. Кони был командирован в Харьков на должность товарища прокурора окружного суда, в 1870 г. его переводят в Петербург, далее его направляют - с повышением в должности - губернским прокурором в Самару, а затем прокурором окружного суда в Казань. Год спустя, двадцати семи лет от роду он возвращается в Петербург, чтобы принять на себя обязанности прокурора столичного округа. На этих постах, как и в Харькове, А. Ф. Кони бесстрашно преследовал «сильных мира сего», преступивших закон.

Летом 1875 г. министр граф К. И. Пален, уже давно оценивший высокие деловые и личные качества А. Ф. Кони, назначил его на должность вице-директора Департамента юстиции, на который в то время возлагалась основная часть функций министерства: законопроектная работа, судебный надзор, руководство прокуратурой и т.д. Со временем отношения между А. Ф. Кони и К.И. Паленом, что достигло своего эпогея 13 июля 1877 г. в ходе событий в доме предварительного заключения. Центром данных событий стал заключенный студент А.С. Боголюбов, подвергшийся сечению со стороны петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова из-за не поклонения данному лицу второй раз, что сопровождалось побоями других заключенных, выразивших свое возмущение по указанному поводу, со стороны дюжих городовых. Все эти события были одобрены К.И. Паленом. А.Ф. Кони, отсутствующий во время описанных событий в Петербурге и узнав о них по возвращении, заявил своему министру, что разрешенное им ничем не оправдываемое насилие - вещь противозаконная, политическая ошибка, которая будет иметь ужасные последствия.

января 1878 г. А. Ф. Кони был назначен на должность председателя Петербургского окружного суда. И в это же время события, начавшиеся инцидентом с Боголюбовым, вошли в новый этап развития, заключавшийся в покушении на жизнь Ф.Ф. Трепова со стороны некой женщины, представившейся Козловой (впоследствии, как выяснилось, В.И. Засулич), которой двигала желание отомстить за сечение Боголюбова. Дело В.И. Засулич рассматривалось судом присяжных. В результате решение суда присяжных о невиновности В.И. Засулич было единогласным.

После данного дела имя А.Ф. Кони звучало не только в советских периодических изданиях, но и во всех газетах Западной Европы и США. Публицисты обсуждали роль А.Ф. Кони в оправдании В.И. Засулич, высказывая мнения о его участии в подборе присяжных и подталкивании их к оправдательному приговор.

Отвечая на нападки «справа», А.Ф. Кони, оперируя к своему резюме, напечатанному во всех газетах, писал: «... Те, кто упрекает, не читали его или злобно извращают его смысл». И далее Кони А.Ф. акцентирует внимание скорее на обвинительном его оттенке: «Следует признать виновность в нанесении раны и дать снисхождение». Как видно, действительно, А. Ф. Кони «гнул» к признанию В. И. Засулич виновной, но заслуживающей снисхождения. А присяжные оправдали В.И. Засулич потому, что сработали факторы недовольства внешней и внутренней политикой царской администрации, восхищения героическим поступком В. И. Засулич, а также великолепного мастерства адвоката П. А. Александрова.

Тем не менее, после провала обвинения в деле В.И. Засулич, А.Ф. Кони подвергся четырехлетним гонениям со стороны чиновником (сначала в период царствования Александра II, затем - его сына Александра III). Особо эти гонения сказались на его преподавании в Училище правоведения, которое ему пришлось прекратить в связи с агитацией воспитанников училища против него. Несмотря на все эти провокации, А. Ф. Кони стоял на своем во имя принципа несменяемости судей как гарантии их независимости, без которой нет подлинного правосудия, нет справедливости в суде. Председатель окружного суда вступил в бой за высочайшие, по его убеждению, социальные ценности, до которых, однако, не было дела царю и его министрам.

Поворот к лучшему наметился, когда сменивший И.К. Палена министр Д. Н. Набоков, преодолев первоначальное предубеждение, внушенное министерскими чиновниками, из личных наблюдений составил мнение об А. Ф. Кони, оценил его честность, глубокие знания и горячую преданность делу. И осенью 1881 г. А.Ф. Кони был назначен на должность председателя департамента Петербургской судебной палаты. Однако, А.Ф. Кони всё-таки вывели «из действующей армии», поскольку речь шла не об уголовном, а о гражданском департаменте. В связи с отсутствием опыта А.Ф. Кони несколько месяцев штудировал лекции, учебно-научную литературу, гражданское законодательство и, наконец, уверенно стал рассматривать очень сложные гражданские дела.

А. Ф. Кони руководил гражданским департаментом Судебной палаты более трех лет, после чего его, несмотря на еще памятное дело В.И. Засулич, назначили на должность обер-прокурора уголовного кассационного департамента Сената. Данная должность являлась одной из высших, если не высшей должностью в системе уголовной юстиции, поскольку Сенат в то время был высшим судебным органом, осуществляющим надзор за деятельностью всех судебных учреждений. Обер-прокурором, а затем и сенатором А. Ф. Кони прослужил в уголовном кассационном департаменте шестнадцать лет - с февраля 1885 по 1900 гг. Многие дела, рассмотренные в Сенате с участием А.Ф. Кони, вошли в летопись российского судопроизводства.

В 1900 г. А. Ф. Кони был избран Почетным членом Академии наук и оставил судебную деятельность, хотя и продолжал государственную службу сенатором в общем собрании Сената, а с 1907 г. также членом Государственного совета. Но большее внимание в эти годы он уделял научно-литературной, а также общественной деятельности. После Октябрьской революции А. Ф. Кони остался вне государственной службы, поскольку не смог принять новый общественный строй, приспособиться к скудному, голодному, холодному быту в разоренной стране было трудно.

Таким образом, А.Ф. Кони сыграл важную роль в становлении и развитии российского (советского) судопроизводства, основанного на принципах гласности и устности, ставящих судебных деятелей лицом к лицу с живым человеком. И на этом поприще А.Ф. Кони, несмотря на всю сложность и коварность выпавших на его долю ситуаций, оставался юристом до мозга костей и всегда выступал как борец за справедливость, принципиально отстаивающий самые гуманные и демократические идеи.

1.2 Научная и педагогическая деятельность

Интерес к науке у А. Ф. Кони пробудился еще на студенческой скамье. Лекции по дисциплинам криминального цикла в университете его не удовлетворяли, и А.Ф. Кони стал изучать уголовное право самостоятельно, знакомясь с зарубежной и небогатой в то время отечественной литературой. Так возникла мысль написать кандидатскую диссертацию о праве необходимой обороны. И в дальнейшем, поступив на государственную службу, А. Ф. Кони продолжал заниматься научной работой.

С 1865 г. он публикует статьи по вопросам уголовного права и уголовного судопроизводства в «Журнале Министерства юстиции», в «Московском юридическом вестнике». В период жизни А.Ф. Кони, приходящийся на начало XX века, выходят в свет новые издания «Судебных речей», сборник материалов о жизни и деятельности прогрессивных российских юристов «Отцы и дети судебной реформы», первые тома собрания сочинений «На жизненном пути», комментированный Устав уголовного судопроизводства. Особо значительны разработки А. Ф. Кони в сфере судебной этики. Выстраданные многолетней судебно-прокурорской работой его положения о нравственных основах судопроизводства и уголовной политики во многом сохраняют теоретическое и практическое значение в наши дни. К этому направлению примыкает и историко-биографический очерк А. Ф. Кони о великом человеколюбце XIX в., московском тюремном враче Федоре Петровиче Гаазе. В 1924 г. был издан труд А.Ф. Кони «Приемы и задачи прокуратуры (из воспоминаний судебного деятеля)», который послужил практическим пособием для сотрудников молодой советской прокуратуры.

Кроме того, в период жизни, приходящийся на начало XX века, А.Ф. Кони также уделял много времени преподаванию уголовного судопроизводства в Александровском лицее и читает курс публичных лекций в Петербургском народном университете (Тенишевских курсах). Особый энтузиазм к своей педагогической деятельности он проявлял в последние годы своей жизни (1919-1927). Он читал курсы «прикладной этики», «истории и теории искусства речи» (в Институте живого слова), «уголовного судопроизводства» (в Московском университете), «этики общежития» (в «Железнодорожном институте»). Кроме того, он читал серию лекций в Музее города и выступал иногда публично с благотворительными целями. Деятельность А. Ф. Кони в тот период была подлинным подвигом во имя любви к своему народу.

В январе 1924 г. Академия наук торжественным заседанием отметила 80-летие А. Ф. Кони. В ознаменование этого события был издан юбилейный сборник. И перешагнув в девятый десяток, А. Ф. Кони неустанно продолжал литературную и просвещенческую деятельность: готовил к публикации свои уникальные воспоминания, выступал с лекциями. Весной 1927 г., читая лекцию в холодной, неотапливаемой аудитории, А. Ф. Кони простудился и заболел воспалением легких. Вылечить его уже не смогли. 17 сентября 1927 г. А.Ф. Кони не стало.

Таким образом, научная деятельность А.Ф. Кони имеет исключительное значение для просвещения, образования и воспитания в начинающих и даже опытных судебных деятелей нравственно-психологических начал судопроизводства. Его труды, посвященные важности и основам судебной техники, судебной психологии и судебной этики, и по сей день служат делу укрепления законности, развития правовой культуры, охраны прав личности.

1.3 Дела А.Ф. Кони исторического значения

Одним из первых дел, по которому А.Ф. Кони выступил в качестве обвинителя в Харькове, было дело о нанесении губернским секретарем Дорошенко мещанину Северину побоев, вызвавших смерть последнего. Убийство Северина произошло накануне введения Судебной реформы 1864 г. Дорошенко, используя свое служебное положение, пытался воспрепятствовать дальнейшему ходу событий, однако, ввиду публичной огласки в газетах и в связи с жалобой вдовы Северина в 1868 г. уголовное дело всё-таки было возбуждено. Несмотря на неблагоприятную обстановку, созданную в связи с этим делом определенными кругами в Харькове, А.Ф. Кони смело занимался его расследование и твердо отставил свои выводы в ходе обвинения. В результате присяжные заседатели признали Дорошенко виновным.

В дальнейшем, А.Ф. Кони столь же самоотверженно вел и рассматривал дела, основная часть которых приходится на период его служения на посту обер-прокурора и сенатора в уголовном кассационном департаменте (1885-1900 гг.). Среди них можно выделить дело Василия Протопопова, земского начальника Харьковского уезда, кандидата прав, который, воспользовавшись двойственным характером своей власти (полицейская служба и суд), закрепленной законом от 12 июля 1889г., чинил неимоверный произвол среди подчиненных и крестьян. Попытка обжалования Протопоповым приговора суда, который был достаточно снисходительным (увольнение), была пресечена А.Ф. Кони, который не оставил и тени сомнения в том, что обладатель звания «кандидат прав» в действительности оказался «кандидатом бесправия». Это было первое дело о должностных преступлениях земского начальника. Внимание к нему общественности и отклики в печати выходили далеко за его рамки и декларировали закономерный результат антинародной политики администрации. Министерство внутренних дел сделало свои выводы: ни одного дела против земского начальника после этого уже возбуждено не было.

Историческое значение имело и дело о так называемом мултанском жертвоприношении. Одиннадцать крестьян села «Старый Мултан», удмуртов по национальности, были привлечены к уголовной ответственности по обвинению в убийстве с целью жертвоприношения языческим богам. Один из них во время расследования умер. Суд, первый раз рассматривавший дело, троих подсудимых оправдал и семерых признал виновными. Обвинительный приговор был отменен. При повторном рассмотрении дела те же семеро вновь были осуждены. И опять по жалобам защитников дело слушалось в Сенате. Несмотря на внешнее давление, вызванное заинтересованностью в торжестве православия над язычниками, А. Ф. Кони скрупулезно проверил дело и выявил ряд допущенных судом серьезных процессуальных нарушений. Особое внимание сенаторов А. Ф. Кони обратил на то, что сам факт существования у удмуртов обычая человеческих жертвоприношений, оспариваемый этнографами и другими учеными, не получил в материалах дела достоверного подтверждения. Констатация же такого обычая авторитетным приговором суда означала бы создание опасного прецедента. Склонив большинство Сената к повторной отмене приговора, А. Ф. Кони не только оградил подсудимых от незаконного наказания, но и защитил малую притесняемую народность от домыслов, приписывающих ей ужасные кровавые обычаи. Дело в третий раз было рассмотрено судом первой инстанции, который оправдал всех подсудимых.

В делах, по службе недоступных А.Ф. Кони, он использовал свои связи, чтобы добиться оправдания или смягчения участи осужденных (например, дело старика Кирюхина, дело Чичерина и т.д.). В некоторых случаях действия А. Ф. Кони в этом направлении поражают своим бесстрашием. В конце XIX века в Прибалтике царские чиновники-руссификаторы в союзе с православными церковниками развернули кампанию против протестантских пасторов. Им предъявлялось обвинение в «совращении в инославие», влекущем ссылку в Сибирь с лишением всех прав состояния. Первым по такому обвинению было дело против престарелого Пастора Гримма, после которого должны были последовать еще 55 подобных дел. Рассмотрев дело в первой инстанции, пастор был осужден соответствующим образом. После этого его действия, не без участия А.Ф. Кони, были переквалифицированы в апелляционном порядке под другую намного более снисходительную статью, предусматривающую за первый случай временное удаление от места службы, а за второй - лишение сана и отдачу под надзор полиции. Однако на это решение прокурором Судебной палаты А.М. Кузминским был внесен протест в Сенат. А.Ф. Кони был убежден в правильности решения Судебной палаты, и, несмотря на сомнения министра юстиции Н.А. Манасеина, не дожидаясь резолюции царя на свое письмо с обоснованием вышеуказанного решения, выступил со своим заключением на слушаниях дела и большинство сенаторов, после бурного обсуждения, приняло его точку зрения. В результате протест по делу Гримма был отклонен, что впоследствии было одобрено царем. Тем самым А.Ф. Кони предотвратил политические последствия превращения пасторов в мучеников за веру, а также выражения бурного негодования по отношению к правительству со стороны местного населения, которое, безусловно, обратило бы все свои симпатии к преследуемым. Следует отметить еще одно дело - дело крушения царского поезда в Борках, произошедшего 18 октября 1888г. Руководство расследования этого дела было возложено на А.Ф. Кони, несмотря на то, что в его компетенцию не входил надзор за предварительным следствием. И здесь, неустанно стремясь к истине, А. Ф. Кони не упустил случая нажить влиятельных врагов. Он сделал вывод, что главными виновниками катастрофы были крупные железнодорожные чиновники и члены правления акционерного общества, владевшего железной дорогой. Царь помиловал виновных. Но число недругов в придворной среде у А. Ф. Кони от этого не убавилось. Таким образом, все дела, расследованные и поддержанные обвинением в лице А.Ф. Кони, свидетельствуют о его принципиальной позиции, последовательности убеждений и действий. Отстаивая принципы справедливости, гуманности, свободы совести, веротерпимости и другие демократические начала, продиктованные высоким уровнем нравственности, и пренебрегая какими-либо целями, кроме обеспечения законности, А.Ф. Кони действовал без оглядок и не обращал никакого внимание на давление со стороны чиновников и других заинтересованных лиц.

2. Сила ораторского искусства А.Ф. Кони

2.1 Образ судебного оратора

Начиная с античных времен, теоретики и практики ораторской речи, специалисты по общению придавали и придают большое значение нравственной позиции говорящего. А.Ф. Кони придает особую значимость нравственным началам в деятельности судебного оратора, чему посвящена его статья «Нравственные начала в уголовном процессе». Основная мысль данной статьи заключается в состязательном начале процесса, выдвигающем как необходимых помощников судьи в исследовании истины обвинителя и защитника, совокупными усилиями которых освещаются разные, противоположные стороны дела и облегчается оценка его подробностей. При этом А.Ф. Кони акцентирует внимание на нравственных основах дозволительного (недозволительного) поведения в судебных прениях, мерилом которой является достижение высоких целей правосудного ограждения общества и вместе защиты личности от несправедливого обвинения исключительно нравственными способами и приемами.

В своей статье А.Ф. Кони выделяет такие основные этические нормы, регулирующие поведение судебного оратора в судебных прениях и, соответственно, составляющие его образ, как уважительное и добросовестное отношение к суду, уважение к процессуальному противнику, а также корректное отношение ко всем другим участникам процесса, в том числе к потерпевшему и подсудимому. Об этом свидетельствует, в первую очередь, следующее высказывание А.Ф. Кони: «Судебные уставы дают прокурору возвышенные наставления, указывая ему, что в речи своей он не должен ни представлять дела в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения доказательств и улик или важности преступления…».

Другими словами, прокурор не вправе всегда и при любых обстоятельствах обвинять во что бы то ни стало. Закон и профессиональная этика требуют от прокурора отказаться от обвинения, если оно не нашло подтверждения на судебном следствии.

В подчеркивание особой значимости правила добросовестного отношения к суду в защитительной речи адвоката Кони А.Ф. отмечает такие характеристики защитника как «вооруженный знанием и глубокой честностью, умеренный в приемах, бескорыстный в материальном отношении, независимый в убеждениях, стойкий в своей солидарности с товарищами». При этом А.Ф. Кони акцентирует внимание, что защитник «…не слуга своего клиента... Он друг, он советник человека, который, по его искреннему убеждению, невиновен вовсе или вовсе не так и не в том виновен, как и в чем его обвиняют. Не будучи слугою клиента, он, однако, в своем общественном служении, слуга государства…». Иными словами, права и законные интересы клиента для адвоката превыше всего, однако строгое следование нормам профессиональной этики должно удерживать его от попыток обмануть суд. Отстаивая законные интересы клиента, адвокат обязать действовать законными средствами и способствовать тому, чтобы и клиент его вел себя должным образом.

Следует также отметить, что А.Ф. Кони в своей статье, подчеркивая практическое значение служения прокурора-обвинителя важнейшей государственной задаче охранения общества, опираясь на слова знаменитого московского митрополита Филарета о христианской любви и снисхождении к преступнику, отмечает: «… если таково должно быть отношение к осужденному преступнику, составляющее одну из прекрасных нравственных черт русского народа, то нет никакого основания иначе относиться к подсудимому. А это должно неминуемо отражаться на формах и приемах обвинительной речи, нисколько не ослабляя ее правовой и фактической доказательности».

К основным чертам типичного образа судебного оратора (в лице прокурора-обвинителя) А.Ф. Кони относит «спокойствие, отсутствие личного озлобления против подсудимого, опрятность приемов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажению данных дела, и, наконец, что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде». Дополняя данный образ, А.Ф. Кони подчеркивает: «К этому надо прибавить простоту языка, свободную, в большинстве случаев, от вычурности или громких и «жалких» слов. Лучшие из наших судебных ораторов поняли, что в стремлении к истине всегда самые глубокие мысли сливаются с простейшим словом».

Интересно отметить тот факт, что образ нынешнего судебного оратора, мягко сказать, далек от идеала. Сотрудники, владеющие ораторским искусством, наперечет, как в районных, так и областных прокуратурах.

В этой связи актуальным является вопрос проведения учебно методической работы в отношении гособвинетелей, при решении которого вполне могут использоваться труды А.Ф. Кони, посвященные принципу состязательности в российском (советском) уголовном процессе.

Таким образом, образ судебного оратора по А.Ф. Кони определяется его центральным положением в коллизиях права и морали, и вбирает в себя такие характеристики как блюститель закона, высокоморальная личность, образец гражданственности и нравственности для всех, с кем ему приходится общаться, и, соответственно, моральная и социальная ответственность, честность, компетентность и порядочность. Законность и нравственность - вот та духовная атмосфера, в которой должен действовать судебный оратор (юрист).

2.2 Особенности судебной речи

Русскому обществу Кони А.Ф. известен в особенности как судебный оратор, искусством которого он овладел в период своей прокурорской деятельности. Залы судебных заседаний, где предстояли выступления А.Ф. Кони как обвинителя, были до отказа заполнены публикой, а содержание его речей было настолько логичным и доказательным, что суд чаще всего вставал на его сторону. Причина такого успеха Кони А.Ф. обусловлена его личными качествами.

В этой связи следует отметить высказывание академика С.Ф. Платонова, которым он охарактеризовал А.Ф. Кони в день его 80-летия. «Природа, - сказал он, обращаясь к юбиляру, - дала Вам особенную способность строить речи красиво и сильно, а широкое, исключительно широкое образование обогащало эту речь образами поэзии и искрами философской мысли, можно сказать, всего мира. Но от этого нарядного убора не страдала внутренняя сила скрытого в Вашем слове воспитательного назидания, а только нарастало, то умственное наслаждение, какое выносили люди от общения с Вами». Те, кому довелось слушать А.Ф. Кони, отмечали оригинальность его речей, отсутствие шаблона.

В личном архиве А.Ф. Кони сохранилось много различных заметок об ораторском искусстве, над проблемами которого он работал всю свою жизнь. Так, в записке «Содержание речи по форме и приемам» (1927г.) отмечены следующие отдельные фразы: «логика, - посылка. Теза», «последовательность, скованность слушателя и говорящего», «образы. Самостоятельное творчество», «вдохновение», «внешнее орудие речи. Мимика и жест. Сигнал и симптом душевных движений. Детский жест. Заразительность жеста для толпы…». «Не надобно качаться весьма, будто веслом гребешь, или руки стискивать в кулаках, или в бока упирать».

По поводу судебных речей А.Ф. Кони было принято говорить: «Этим речам нельзя подражать, но по ним нужно учиться». Обращает на себя внимание и то, что он, прокурор, не давит на судью, не громит подсудимого, а лишь умело группирует улики, анализирует их, устраняет возможные сомнения, и из его убедительной речи постепенно виновность подсудимого становится очевидной и бесспорной.

Речи Кони А.Ф. всегда отличались высоким психологическим интересом, развивавшимся на почве всестороннего изучения индивидуальных обстоятельств каждого данного случая. Характер человека, осуществившего свою волю в преступлении, он оценивал не только со стороны внешних наслоений, но и учитывал особые психологические элементы, из которых слагается «я» человека. А.Ф. Кони выяснял влияние этих элементов на зарождение данной воли, тщательно отмечая меру участия благоприятных или неблагоприятных условий жизни данного лица, тем самым находя наиболее оптимальный материал для верного суждения о деле.

Сила ораторского искусства А.Ф. Кони проявлялась в том, что он умел показать не только то, что есть, но и как оно образовалось. В этом одна из сильных и достойных внимания сторон его таланта судебного оратора.

Речи Кони А.Ф. всегда были просты и чужды риторических украшений. Его слово оправдывает верность изречения Паскаля, что истинное красноречие смеется над красноречием как искусством, развивающимся по правилам риторики. В своих речах Кони А.Ф. не следовал приемам древних ораторов, стремившихся влиять на судью посредством лести, запугивания и вообще возбуждения страстей. Умеренность его, однако, не исключала применение едкой иронии и суровой оценки, которые производили неизгладимое впечатление, в особенности на лиц, их вызвавших. Выражавшееся в его словах и приемах чувство меры находит свое объяснение в том, что в нем, по справедливому замечанию К. К. Арсеньева, дар психологического анализа соединен с темпераментом художника.

Таким образом, судебная речь Кони А.Ф. выстраивалась на основе тщательного всестороннего анализа житейской обстановки и личности подсудимого, истинно гуманного отношения к нему и, соответственно, обладала ясностью, логичностью, точностью, выразительностью, лаконичностью, уместностью, искренностью. Изобилие в его речах образов, сравнений, обобщений и метких замечаний, придававших им жизнь и красоту, оригинальная манера выразительно, рельефно и изящно высказывать свои мысли, обуславливают эстетически совершенный стиль А.Ф. Кони, позволяющий ему каждый раз превращать свою речь в завораживающее художественное произведение.

Важнейшим коммуникативным качеством обвинительных речей А.Ф. Кони служит их выразительность, наиболее употребительными средствами которой являются речевые тропы (эпитеты, метафоры, сравнения) и фигуры (повтор, инверсия, антитеза, градация).

Рассмотрим их применение на примере дела о составлении подложного духовного завещания от имени умершего капитана гвардии Седкова (1875г.). Так, во вступительной части своей речи А.Ф. Кони отмечает: «… Дело, по которому вам предстоит произнести приговор, отличается некоторыми характеристическими особенностями. Оно - плод жизни большого города с громадным и разнообразным населением, оно - создание Петербурга, где выработался известный слой людей…». В данном случае использована его излюбленная метафора «плод», что является средством эмоционального воздействия на слушателей, средством раскрытия смысла, средством точной, емкой и краткой передачи мысли оратора.

И далее А.Ф. Кони продолжает: «К этому слою принадлежат не только подсудимые, но и покойный Седков - этот опытный и заслуженный ростовщик… и даже некоторые свидетели». Указанное высказывание содержит такой эпитет, как «заслуженный ростовщик», который служит оценочным определением, передающим отношение оратора к рассматриваемому лицу.

В главной части своей речи А.Ф. Кони отмечает: «Каждое преступление, совершенное несколькими лицами по предварительному соглашению, представляет цельный живой организм, имеющий и руки, и сердце, и голову. Вам предстоит определить, кто в этом деле играл роль послушных рук, кто представлял алчное сердце и все замыслившую и рассчитавшую голову». В данной части речи использовано образное сравнение («преступление… живой организм»), через которое оратор передает свое чувство, настроение, экспрессивную оценку предмета мысли, выражает восприятие мира и отношение к людям.

Самой распространенной риторической фигурой в речах А.Ф. Кони является повтор, который придает речи динамичность и ритм. Наиболее распространенной его формой в обвинительных речах А.Ф. Кони является анафора (повторы в начале фразы). Так, в главной части рассматриваемой речи А.Ф. Кони отмечает: «Он один нес черную работу, он один имел право на все, что было им нажито после свадьбы».

Весьма характерной для А.Ф. Кони является использование такой речевой фигуры, как инверсия, прежде всего, как способа акцентирования важного для оратора смысла. Так, во вступительной части своей речи по делу о подлоге расписки в 35 тысяч рублей серебром от имени княгини Щербатовой А.Ф. Кони отмечает: «… Преступления, принадлежащие к разряду многообразных подлогов, отличаются… одною резкой характеристической чертой:… обвиняемые становятся более или менее в явно враждебные отношения к лицу потерпевшему». В данном случае инверсия представлена в виде перестановки определения и определяемого слова внутри простого предложения («к лицу потерпевшему»).

В речах А.Ф. Кони широко применяется антитеза (противопоставление сравниваемых понятий) для характеристики каких-либо явлений, положений, самого преступного деяния. Так, по делу о составлении подложного духовного завещания от имени умершего капитана гвардии Седкова во вступительной части своей речи А.Ф. Кони отмечает: «Все они … не лишены средств и способов честным трудом защититься от скамьи подсудимых… И всех их свела на скамью подсудимых корысть к чужим, незаработанным деньгам». В данном случае посредством антитезы противопоставляется возможность подсудимых честным трудом зарабатывать деньги и корысть к чужим, незаработанным деньгам.

Большой экспрессивной силой обладает градация - стилистическое средство, состоящее из двух или более единиц, размещенных по возрастающей интенсивности действия или качества. Это позволяет воссоздать события, действия, мысли и чувства в развитии. В речи А.Ф. Кони по делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем градация создает характеристику жены Егора Емельянова: «Итак, это вот какая личность: тихая, покорная, вялая и скучная, главное - скучная».

Следует также отметить характерные для А.Ф. Кони приемы драматизации, основанные на различных способах диалогизации речи (вопросные конструкции, цитирование и пр.). Так, в главной части своей речи по делу об убийстве Иеромонаха Иллариона А.Ф. Кони отмечает: «Отчего же, если он желал повидаться с отцом Илларионом, не отправился он к нему тотчас же, как ушел с железной дороги? Отчего он пошел именно в 6 часов, когда в коридоре никого нет и быть не может? Я думаю оттого, что ему нужно было застать отца Иллариона одного». В данном случае свою речь А.Ф. Кони диалогизировал с использованием вопросно-ответной конструкции. В главной части своей речи по делу утопления крестьянки Емельяновой ее мужем А.Ф. Кони акцентирует внимание на словах подсудимого: «Идешь ли?» - прикрикивает он на жену, зовя ее с собою; «Гей, выходи», - стучит в окно, «выходи» - властно кричит он Аграфене. После чего А.Ф. Кони делает вывод: «Это человек, привыкший властвовать и повелевать теми, кто ему покоряется». В данном случае Кони А.Ф. создает точные характеристики подсудимого, используя цитирование, воспроизведя именно те его слова, в которых ярко проявляются наиболее значимые особенности его личности.

Таким образом, художественные приемы, применяемые А.Ф. Кони, основаны на оптимальном сочетании образных средств (сравнений, метафор и др.) и риторических фигур (антитез, повторов, и др.), благодаря чему его речь достаточно и связно разработаны во всех ее частях (вступлении, главной части, заключении). Все это способствует их обличению в истинно художественные произведения, обеспечивая тем самым эффективное решение задач, связанных с процессом убеждения.

2.4 Характерные приемы подготовки и построения речи

Судебная речь по характеру подготовки отличается возможностью предварительной записи. По этому поводу А.Ф. Кони высказывался следующим образом: «Я, никогда не писавший речей предварительно, позволю себе в качестве старого судебного деятеля сказать молодым деятелям: не пишите речей заранее, не тратьте времени, не полагайтесь на помощь этих сочиненных в тишине кабинета строк». А.Ф. Кони не советовал записывать весь текст, так как дело на суде может измениться и написанная речь окажется непригодной от начала до конца.

Вот что рассказывал о подготовке своих обвинительных речей А.Ф. Кони: «Ознакомившись с делом, я приступал… к мысленной постройке защиты, выдвигая перед собой резко и определенно все возникающие и могущие возникнуть по делу сомнения, и решал поддерживать обвинение лишь в тех случаях, когда эти сомнения бывали путем напряженного раздумья разрушены и на развалинах их возникало твердое убеждение в виновности… После… я начинал мыслить образами…».

Опираясь на тексты речей А.Ф. Кони, приведенные согласно 2.3, можно отметить ряд характерных его приемов, используемых в ходе непосредственного выступления в зале судебного заседания.

Во вступительной части (в ходе установления контакта с аудиторией, создания благоприятных условий для восприятия речи, принятия основных положений и выводов оратора) А.Ф. Кони использовал такой действенный прием, как обращение внимания на характерные особенности дела (отличительные его черты, позволяющие сразу актуализировать проблему, подчеркнуть сложность дела, определенным образом настроить слушателей).

Кроме того, неоднократно А.Ф. Кони прибегал к непосредственному описанию картины преступления, что облегчало переход к главной части и давало возможность сразу изложить спорный пункт. Для сравнения можно привести приемы, используемые другими ораторами в своем вступительном слове: оценка морально-этического значения дела, изложение программы выступления и т.д.

2 При описании главной части (в ходе изложения фактических обстоятельств дела, анализа и оценки собранных доказательств, характеристика личности подсудимого и потерпевшего, обоснования квалификации преступления и т.д.) следует отметить следующие характерные приемы:

смешанный метод изложения обстоятельств дела с элементами хронологии (указание пути выяснения обстоятельств) и систематизации (описание обстоятельств в той последовательности, в какой они представляются обвинению);

критический разбор доказательств, основанный на различности понятий «сделал» и «виновен», предусматривающий учет внимания на житейской стороне дела, практических условиях общежития, господствующих взглядах, влиянии среды и т.д., описание нравственной обстановки, в которой формировалась личность подсудимого;

описание психологического портрета жертвы, потерпевшего и иного лица, имеющего отношение к делу, для наиболее рельефной характеристики подсудимого

В заключительной части (подведение итогов судебного процесса) А.Ф. Кони использует такой характерный прием, как логическая (тесная) связь своей завершающей части выступления с другими частями обвинительной речи.

Таким образом, А.Ф. Кони при подготовке своей речи сначала, путем напряженных размышлений с логических, житейских и психологических позиций, определял для себя бесспорную виновность человека и, соответственно, возможные смягчающие вину обстоятельства, просчитывая для себя возможные варианты развития событий в зале судебного заседания. А затем непосредственно при рассмотрении дела, будучи способным и расположенным к импровизации, он отстаивал свою позицию, используя «излюбленные» и оригинальные приемы.

судебный заседание кони речь

Заключение

Руководствуясь целями и задачами, поставленными в начале данной работы, можно сделать следующие выводы:

Личностный потрет А.Ф. Кони составляют его широкая образованность, сильный аналитический ум, дотошность и кропотливость, чуткая, всегда беспокойная совесть, особо живописное и образное ощущение мира. Все это служило ему надежным подспорьем в его борьбе за справедливость и правду и на протяжении всей жизни позволяло отстаивать святость закона в самом высоком значении этого слова и справедливое правосудие.

Стремлениями к законности и справедливости было проникнуто все научное и литературное творчество А.Ф. Кони. Особое значение в своих трудах он придавал принципу состязательности, основанному на позициях нравственности и равенства прав сторон на отстаивание перед судом своих мнений. Данный принцип обуславливает образ риторического идеала, важнейшими чертами которого являются особый такт и выдержка, справедливое и гуманное отношение ко всем участникам процесса.

А.Ф. Кони безупречно владел словом, блистал изяществом слога, знал цену произнесенного слова. Его речи носили импровизирующий характер и были основаны на глубоком всестороннем анализе ситуации и психологической подоплеки ее возникновения, благодаря чему они обладали исключительной ясностью и понятностью, особой художественной выразительностью и поэтичностью. А.Ф. Кони своими речами не столько увлекал тех, к кому они были обращены, сколько овладевал ими.

Таким образом, силу ораторского искусства А.Ф. Кони составляют его незаурядные личные качества, ориентированные на самые высокие нравственные идеалы, сообразно которым он боролся с противоречиями произвола и законности, аморализма и нравственности, насилия и прав личности и т.п. Подобные противоречия присущи и нашему времени, и их преодоление - одна из важнейших задач современности, в решении которой духовное наследие А.Ф. Кони может сыграть бесценную роль.

Список использованных источников и литературы

1. Смолярчук В.И. Анатолий Федорович Кони. - М.: Издательство «Наука», 1981. - 216 с.

Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века Составитель И. Потапчук. - Тула: Издательство «Автограф», 1997. - 816 с.

Кони А.Ф. Избранные труды и речи. - Тула: Издательство «Автограф», 2000. - 550 с.

Введенская Л.А. Риторика для юристов: Учебное пособие Л.А. Введенская, Л.Г. Изд. 5-е. - Ростов н/Д: Феникс, 2006. - 576 с.

Кони А.Ф. Избранные произведения: В 2 т. Т.1. - М., 1959. - 78 с.

Демидов В., Санинский Р. Эффективность государственного обвинения / В. Демидов, Р. Санинский // Законность. - 2004. - №8. - С. 19-21.

Основы судебного красноречия (риторика для юристов): Учебное пособие Н.Н. Ивакина. Изд. 2-е. - М.: Юристъ, 2007. - 464 с.

Кони А.Ф. Собрание сочинений: В 8т. Т.3. - М., 1967. - 355 с.

Кони А.Ф. Собрание сочинений: В 8т. Т.4. - М., 1967. - 543 с.

Смолярчук В.И. А.Ф. Кони и его окружение: Очерки. - М.: Юридическая литература, 1990. - 400 с.

Анализ судебной речи А.Ф. Кони «Об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем»

15 ноября на дне речки Ждановки был найден труп неизвестной женщины, в которой местные жители признали жену Емельянова, служащего номерным при банях купца Соловьева, расположенных недалеко от данной речки. По осмотру и вскрытию тела было выяснено, что смерть наступила от удушения вследствие утопления. В смерти Лукерьи Фроловой, жены Емельянова, было усмотрено самоубийство, последовавшее за приговором Емельянова к семидневному заключению за нанесение побоев студенту. Но повторное вскрытие тела Лукерьи показало наличие кровоподтеков на левом плече и бедре. Кроме того, жена Емельянова оказалось беременной. Ввиду обстоятельств и показаний свидетелей, крестьянин Егор Емельянов был предан суду по обвинению в умышленном лишении жизни своей жены, ее утоплении на берегу речки Ждановки.

В данном деле Анатолий Федорович Кони выступал в качестве обвинителя. Его обвинительная речь, состоящая из логических выводов и умозаключений, подкрепленная проверенными фактами, была прочитана им на слушании этого дела и повлекла за собой приговор, которым подсудимый был признан виновным в убийстве жены с заранее обдуманным намерением.

Далее он последовательно и точно предоставляет судьям и присяжным все факты дела, раскрывая каждый максимально доступно и доказывая виновность подсудимого ясными и понятными выводами. Речь А.Ф. Кони имеет такой убедительный характер в связи с ее особенностями композиции. Она построена с помощью логических связок, последовательно соединяющих между собой отдельные факты дела. Исходя из показаний свидетелей, А.Ф. Кони рассуждает об их правдивости и компетентности, сопоставляет их. На этой основе он делает выводы, которые дополняет анализом психологических особенностей участников процесса. Этот анализ, проведенный Анатолием Федоровичем, базируется на событиях, предшествующих убийству Лукерьи, и он подкреплен логичной аргументацией, еще точнее описывающей психологическое состояние героев, повлекшее за собой несчастный случай. А.Ф. Кони в своих размышлениях сам развил и настолько ясно обосновал мотивы совершения преступления, что ничего нельзя было бы сказать защите в их опровержение. Помимо логики, фактов и тонкого психологического анализа, в тексте заранее присутствуют опровержения еще только предполагаемых возражений со стороны защиты. С помощью опять же логики, убедительных доводов, последовательных выводов, А.Ф. Кони изобличает факты, которые могли бы помочь подсудимому. В частности, утверждение Емельянова, что его жену утопила Аграфена Сурина, а не он. Сопоставляя факты и дополняя их психологическими моментами, А.Ф. Кони убедительно доказывает несостоятельность данного утверждения.

В заключение А.Ф. Кони напоминает о сложности данного дела, выражает полную уверенность в компетентности судей и в справедливости приговора, который они вынесут подсудимому, принимая во внимание все факты дела.

Специфика обвинительной речи Анатолия Федоровича состоит в том, что он не использует одних сухих фактов или только эмоционального давления на судей и присяжных заседателей. Как идеальный судебный оратор, Анатолий Федорович умело сочетает факты и возбуждает соответствующее чувство в сердцах присяжных заседателей. А.Ф. Кони сочетает в себе комплекс знаний и умений по подготовке и произнесению публичной судебной речи сообразно с требованиями закона, умение построить объективно аргументированное рассуждение, формирующее научно-правовые убеждения, умение воздействовать на правосознание людей. Задача судебного оратора в том, чтобы склонить судей к нужному ему решению, а присяжных заседателей к вердикту, желательному для него. Для успешного выполнения этой задачи ему необходимо знание ораторских способов и приемов, пригодных для данного вида красноречия и умение ими пользоваться. Анатолий Федорович Кони неустанно на практике демонстрировал свою компетентность в сфере судебного красноречия, доказывал свою состоятельность как судебный оратор и как человек высоких нравственных и моральных устоев. Его речь отвечает эталонам ораторского искусства и включает в себя основные принципы ее изложения. А.Ф. Кони строил речь так, что она оставляла судьям только одну возможность - вынесения бескомпромиссного, справедливого приговора. Это большая заслуга А.Ф. Кони как судебного оратора и как человека строгих правил и высоких моральных качеств.

Свою речь А.Ф. Кони делает понятной и доступной при помощи последовательных выводов, вытекающих один из другого, понятных фраз, лишенных тяжелой терминологии. Живость речи придает манера А.Ф. Кони говорить, повествуя и одновременно рассуждая о предмете высказывания. Его речь изобилует обращениями не только к судьям, но и ко всем присутствующим. Обращаясь ко всем слушателям, он заинтересовывает каждого, заставляет разобраться в деталях всем вместе. («Давайте посмотрим теперь на его жену».). Используя риторические вопросы, вопросно-ответную форму изложения, он склоняет задуматься об ответах на них («Существуют ли условия в показаниях Аграфены Суриной?», «Может быть показание это имеет своей исключительной целью коварное желание набросить преступную тень на Егора? Такая цель может быть объяснена только страшной ненавистью»). Дабы не делать речь монотонной, автор часто использует инверсию, анафору, множество причастных и деепричастных оборотов.

Речь А.Ф. Кони по праву считается образцом русского судебного ораторского искусства начала XX века.

9 февраля 1844 г. в Санкт - Петербурге в семье литературно-театрального деятеля и преподавателя истории Второго кадетского корпуса Фёдора Алексеевича. Кони и актрисы Ирины Семёновны Юрьевой родился второй сын, Анатолий.
Его отец Фёдор Алексеевич. Кони (1809-1879гг) был сыном московского купца, получил довольно хорошее образование.
Будучи студентом медицинского факультета Московского университета он одновременно посещал лекции на словесном факультете, вследствие чего у него появился большой интерес к литературе и особенно к драматургии. Уже тогда Ф.. Кони перевёл с французского языка драму Виктора Дюконжа «Смерть Каласа», которая в 1830 г была поставлена на сцене Московского императорского театра. Успех пьесы был замечен директором императорских театров Ф. Какошкиным, советы которого побудили Ф. . Кони посвятить себя драматической литературе и изучению теории и истории искусства.
В 1836 г. Ф.. Кони переезжает из Москвы в Петербург, где занимает должность преподавателя истории во Втором кадетском корпусе. Здесь Ф.. Кони написал своё большое произведение «История Фридриха Великого» за которое позже Иенский университет возвел его в степень доктора философии. Однако главным занятием Ф.. Кони была журналистика. Он редактировал и издавал «Литературную газету», журнал «Репертуар и Пантеон». Им написана фундаментальная книга «Русский театр, его судьба и его историки». Водевили Ф.. Кони неоднократно издавались и в годы Советской власти.
Мать Анатолия Фёдоровича. Кони Ирина Семёновна Юрьева, по сцене Сандунова (1811-1891 г.г.),- актриса и писательница - родилась в семье помещика Полтавской губернии. В 1837 г. под влиянием своего родственника, известного в то время писателя А.Ф. Вельтмана, она издала свой сборник рассказов. Вскоре после этого она поступила на императорскую сцену - сначала в Москве, а затем связи с замужеством в Петербурге, где выступала на сцене более 15 лет, талантливо исполняя преимущественно комические роли. Ирина Семёновна сотрудничала в «Литературной газете» и в других изданиях, опубликовала ряд повестей.
Крёстным отцом А.. Кони был известный писатель, первый русский исторический романист И.И. Лажечников, он был знаком с А.С. Пушкиным, который приветствовал его литературную деятельность.
В семье, где часто бывали лучшие представители театра и литературы 40-50-х годов 19 в., Анатолий научился любить художественное слово и почерпнул веру в искусство и литературу. От матери и отца он унаследовал литературный талант, серьёзное отношение к театру, любовь и уважение к его деятелям. Юный. Кони встречался с Некрасовым, Григоровичем, Полонским и многими видными литераторами того времени. Частыми гостями семьи. Кони были известные артисты, художники, журналисты.
Отец и мать А.. Кони были люди полные любви к просвещению, впитавшие в себя идеализм 40-х годов прошлого века.
Начальное образование Анатолий получил в доме родителей. И мать, и отец, воспитывали детей, требовательно относились к ним, прививали им уважение к самостоятельному труду, почтение к старшим. Вспоминая годы детства, А.Ф.. Кони приводит такой эпизод: «Жил у нас лакей Фока. Человек огромного роста. Он меня любил чрезвычайно и в свободные минуты объяснял мне по-своему законы физики и механики, стараясь подтвердить свои слова опытами, всегда, впрочем, неудачными. Не могу припомнить по какому случаю мне показалось, что он меня обидел, и я, в пылу гнева, назвал его дураком. Это услышал отец из своего кабинета и, выйдя, больно наказал меня и позвав затем Фоку, приказал мне стать перед ним на колени и просить прощения. Когда я это исполнил, Фока не выдержал, тоже упал передо мною на колени, мы оба обнялись и оба рыдали на весь дом».
Увлекаясь учением немецкого философа Канта, Ф.А.. Кони и в воспитании сыновей следовал Кантовскому правилу: человек должен пройти четыре ступеньки воспитания - обрести дисциплину; научится себя вести; стать морально устойчивым. Всё это прививалось юноше. Главной же целью воспитания было научить детей думать.
С 1855 по 1858 гг. Анатолий учился в немецкой школе при церкви св. Анны на Кирочной улице Петербурга и получал в основном такие оценки: «хорошо», «очень хорошо», «довольно хорошо». 1856 г. при отличном поведении он получил 14 поощрений, в 1857 г. - 12.
В 1858 г. А.. Кони переходит в четвёртый класс второй Петербургской гимназии.
Вначале учёба в гимназии шла с некоторым напряжением и неровно, но в последствии всё лучше, и в 1859-1861 гг. знания по всем предметам были оценены на «отлично». По решению Совета гимназии. Кони были вручены похвальные свидетельства - «Грамоты первого достоинства». В грамотах указывалось, что они выданы для «предъявления родителям».
Занятия в гимназии Анатолий сочетал с углублённым изучением истории России, он интересовался русской и зарубежной классической литературой, участвовал в издании рукописного журнала «Заря». Но больше всего его занимала математика. К нему на консультации шли многие гимназисты, и в последний год учёбы в гимназии Анатолий имел учеников по математике.
Директор второй Петербургской гимназии Никита Власов знакомил гимназистов с произведениями выдающихся писателей Гончарова, Тургенева и др.. Тем, кто нуждался, Н. Власов помогал доставать уроки как репетиторам или подготовителям для поступающих в гимназию.
С теплотой вспоминает А.Ф.. Кони учителей, оказавших большое влияние на гимназистов, и среди них любимого учителя истории В.Ф. Эвальда: «Его доброе и отчасти насмешливое отношение к ученикам было соединено с увлекательным изложением предмета. Мы ждали его урока и слушали его с радостным чувством».
Будучи гимназистом, А.. Кони посещал лекции знаменитых профессоров Петербургского университета, жадно следил за отечественной и зарубежной литературой. «Вступление в юность (16-20 лет) совпало для меня, - пишет. Кони, - с удивительным расцветом русской литературы в конце 50-х и начале 60-х годов». В начале своей жизни Анатолий Фёдорович увлекался произведениями старшего поколения русских классиков, а затем долгие годы дружил и часто встречался с ними.
В гимназические годы Анатолий жадно вчитывался в произведения И.С. Тургенева, сыгравшего по словам. Кони, «влиятельную роль в умственном и нравственном развитии людей моего поколения». До Тургенева молодое поколение в русских городах - дети чиновников, купцов, людей свободной профессии имело смутное представление о народе, русских крестьянах и бесправных условиях их жизни. Тургенев же своими «Записками охотника», а вслед за ними Некрасов поэмой «Кому на Руси жить хорошо» познакомил эту молодёжь с «сеятелем и хранителем» русской земли, дали возможность заглянуть в его душу и оценить тот тихий свет, который в ней горит, понять и полюбить его».
Можно безошибочно утверждать, что любовь к Пушкину и русскому языку появилась у Анатолия Фёдоровича в результате сильного влияния со стороны Тургенева и Некрасова.
«Посвятив бессмертному гению Пушкина своё произведение «Нравственный облик Пушкина», А.. Кони уже в юные годы понял, что Пушкин был преисполнен подлинного чувства и искания правды, а в жизни правда проявляется прежде всего в искренности в отношениях с людьми, в справедливости при обращении с ними. Этому принципу А.. Кони следовал всю жизнь».
Не меньшее влияние на Анатолия. Кони оказал И.А. Гончаров. «С мыслью о Гончарове скажет уже в зрелые годы А.. Кони, - связывается у меня благородное воспоминание впечатления юных лет в незабвенные для русской литературы времена, когда в конце пятидесятых годов, как из рога изобилия, сыпались чудные художественные произведения, когда появились «Дворянское гнездо» и «Накануне», «Тысяча душ» и «Обломов», «Горькая судьбина» и «Гроза».
По словам. Кони, Гончаров, стремился изобразить истинную природу русского человека, его национальные свойства независимо от общественного положения.
За годы, проведённые в гимназии, Анатолий обогатился разнообразными знаниями. Он начал задумываться о своём дальнейшем образовании. Занятия репетиторством убедило. Кони в том, что его удел - математика.
«В мае 1861 г. несколько питомцев Второй Петербургской гимназии решили уйти из шестого класса гимназии и поступить в Петербургский университет. Ещё гимназистами многие из них ходили на блестящие чтения известного русского историка Н.И. Костомарова и в мечтах уже были в университетских стенах». О лекциях Н.И. Костомарова у Анатолия Федоровича сохранились самые лучшие воспоминания. В 1925 году в письме к академику С.Ф. Платонову он писал: «Ещё гимназистом в 60 году и затем студентом математического факультета в 61 году ходил я жадно слушать его увлекательные, богатые образами и цитатами лекции, а затем по закрытии Университета слушал его публичные лекции об Иоанне IV в зале Городской думы... Когда, уже В Москве, в 63 году, я прочёл объявление о входе в свет «Северорусских народоправств», я так возжаждал иметь эту книгу, что, несмотря на своё скудное студенческое житиё, подверг себя большим лишениям, чтобы через два месяца имел радость погрузится в её чтение. Это были незабываемые часы; и до сих пор, глядя на неё, стоящею в шкапу перед моим рабочим столом, я смотрю на неё, как на верного друга моей юности, и сам Костомаров восстаёт передо мною как живой».
Для того чтобы раньше времени поступить в университет, нужно было держать экзамен в качестве лица, получившего домашнее воспитание, в особой испытательной комиссии. В течении семи дней предстояло держать экзамены по всем предметам гимназического курса, выбирая для этого любые дни. Экзамены принимали учителя гимназии, но под председательством профессоров университета. По итогам экзаменов А.Ф.. Кони был зачислен студентом на математический факультет по чисто математическому разряду.
В декабре 1861 г. Петербургский университет был закрыт на неопределённый срок из-за волнений студентов. К этому времени А. . Кони успел прослушать не более 20 лекций по математике. Заниматься математикой самостоятельно, на дому, было нелегко, и. Кони начал подумывать о переходе на другой факультет. Как-то в семье своих знакомых он встретился с двумя юристами, служившими в ведомстве Министерства внутренних дел. Оба они отличались весьма либеральными взглядами и были захвачены идеями предстоящей судебной реформы. Эта встреча глубоко запала в душу Анатолия и заставила его усомниться в правильности рекомендаций отца в отношении учёбы на математическом факультете Он всё больше склонялся к тому, чтобы оставить занятия математикой. В записках А.Ф.. Кони за 1912 г. есть такое признание: «В гимназии я много занимался математикой уверил себя, что люблю её, смешивая трудолюбие со способностью».
В связи с закрытием Петербургского университета профессорам юридического и филологического факультетов было разрешено при посредстве особого организационного комитета открыть ряд публичных курсов. Но вскоре они были запрещены. Начались поиски юридических книг. В библиотеке отца таких книг не оказалось. В книжной лавке на Литейном. Кони приобрёл произведение известного профессора Д.И.Мейера «Русское гражданское право.Часть общая.». Многие годы спустя Анатолий Фёдорович отметит в своих воспоминаниях: «Эта книга решила судьбу моих дальнейших занятий, и владельцу маленькой лавочки... был бессознательным виновником того, что я сделался юристом».
Летом 1862 г. Министерство народного просвещения объявило, что петербургский университет не будет открыт в следующие учебные годы. Не желая терять времени,. Кони решил поступить в другой университет, и выбор пал на Московский. Лекции на публичных курсах окончательно укрепили решимость Анатолия стать юристом, а в августе 1862 г. он записался в число студентов второго курса юридического факультета Московского университета.
Здесь А.. Кони целиком ушёл в науку. Будущий юрист стремился обогатится разнообразными знаниями. Живя в Москве, Анатолий установил контакты с литературно-театральными деятелями, хорошо знавшими его родителей. Занятия в университете помогали. Кони приобрести прочные юридические и философские знания, а личные знакомства с деятелями культуры поддерживали в нём живой интерес к разнообразным явлениям нравственной, общественной и государственной жизни.
Переезд в Москву дал Возможность Анатолию обрести полную независимость: он живёт на частной квартире снимая комнату, отцу категорически запрещает посылать ему деньги на расходы.
Вспоминая это, А.Ф.. Кони писал: «Желание «стоять на собственных ногах» и не быть никому обязанным в средствах к существованию было довольно распространенным в годы моей молодости и проводилось некоторыми с крайней последовательностью и без всяких уступок. Это направление захватило и меня, и я, начиная с шестого класса гимназии, стал жить своим трудом, занимаясь переводами, давая уроки и упорно отказываясь от той скромной помощи, которую мне мог оказывать мой отец». Так Анатолий Фёдорович давал в течении трёх лет уроки истории, словесности, ботаники, физики, анатомии и физиологии дочерям штатного генерала Шлыкова, и всё это ему не мешало успешно учиться. Его интересовало всё: содержание и значимость учебного материала, методика лекций, а главное -философская направленность как лекций, так и лекторов, которыми являлись Восторгающие. Кони профессора Московского университета.
Уже после смерти А.Ф.. Кони академик С.Ф. Платонов писал, что «влияние Чичерина на молодого. Кони было решающим моментом в создании духовного его склада, определившим миросозерцание Анатолия Фёдоровича и принципы его поведения на службе и частой жизни».
Борис Николаевич Чичерин, вспоминает. Кони, «читал нам обширный курс государственного права, который вошёл потом и в его «Курс государственной науки», представляющий целые ряды возвышенных страниц, с которых льётся горячая и убеждённая проповедь человечности, правосудия и безусловной справедливости».
С такой же восторженностью отзывался. Кони и прочитанном Чичериным на юридическом факультете обширном курсе «Истории политических учений». Эти лекции, названные. Кони «своего рода откровением общечеловеческих идей», по его словам, основательным образом знакомили студентов «с философией вообще в лице её важнейших представителей».
Особенностью Б.Н. Чечерина как учёного. Кони считал то, что он неуклонно шёл своей дорогой, оказывая могучее воздействие на юные умы.
Б.Н.Чичерин был одним из лидеров либерально-западного крыла в русском общественном движении. Он резко отрицательно относился к деятельности революционных демократов. В 1858 г. Выезжая в Лондон для переговоров с А.И.Герценом по поводу изменения направления журнала «Вольная русская пропаганда». Однако попытка склонить Герцена к уступкам либерализму закончилась полным разрывом между Герценым и Чичериным. Этот разрыв стал этапом в размежевании либерализма и демократии в русской общественной мысли второй половины ХIХ в.
Как известно, Чичерин характеризовал крестьянскую реформу 1861 г. как «лучший памятник русского законодательства», а лучшей формой государства для России считал самодержавие.
Многие из этих убеждений своего учителя Анатолий Фёдорович разделял. Он действительно относился с большой симпатией к Б.Н. Чичерину, состоял в дружеской переписке с ним, а после его смерти с его женой. А.Ф.. Кони посвятил памяти Чичерина четвёртое издание своих «Судебных речей».
Никиту Ивановича Крылова. Кони называл «самым выдающимся профессором на юридическом факультете», а воспоминания о нём считал ни чем неизгладимым. Образ Крылова он неразрывно связывал с Московским университетом и с лучшими минутами, проведёнными его стенах. Не случайно своё первое большое произведение «Судебные речи 1868-1888.» А.Ф.. Кони посвятил его памяти. По словам. Кони, студенты считали Н.И.Крылова «профессором-поэтом»,т.к. он вносил яркую историческую окраску в изложение догм римского права, что придавало его лекциям живность.
Курс гражданского судопроизводства читал К.П. Победоносцев - будущий обер-прокурор Святейшего синода.
А.Ф.. Кони считал, что из лекций Победоносцева студенты выносили ясное понимание задач и приёмов истинного правосудия пореформенного времени. Мог ли я тогда думать, - писал А.Ф.. Кони, что через четверть века после этого тот же Победоносцев, к которому я вынес из Университета большую симпатию, как к своему профессору, будет мне говорить с презрением «о той кухне, в которой готовились судебные уставы», и, сделавшись моим влиятельным хулителем, станет жаловаться на то, что я «ставлю палки в колёса миссионерской деятельности православного ведомства моим публичным обер - прокурорскими заключениями по вероисповеданным преступлениям, дела которых доходили до кассационного департамента».
Профессор В.С. Соловьев во всеоружии богословских знаний, по словам. Кони, поражал начитанностью и глубоким проникновением в многообразные и труднодоступные источники знания.. Кони разделял нравственную сторону концепции В.С.Соловьева и высоко ценил его произведение «Оправдание Добра», которое, по мнению. Кони, представляло собой «цельное и систематическое изложение его взглядов на содержание и задачи нравственной философии».
Можно говорить так же о влиянии на юного. Кони таких известных учёных-юристов, как А.Д. Градовский, В.Д. Спасович и др..
Студентом А.Ф.. Кони часто посещал литературные вечера, на которых выступали Некрасов, Достоевский, Писемский, Майков, Анухтин и др.. Он был неизменным участником собраний Общества любителей российской словесности, где, по его словам, собиралась вся мыслящая Москва. На заседаниях этого общества. Кони слушал Одоевского, Погодина; в доме М.С.Щепкина он встречался с А.Майковым и многими видными деятелями русского театра того времени.
Ещё в студенческие годы Анатолий Фёдорович. Кони начинает тщательно изучать произведения немецкого философа Иммануила Канта: «Критику практического разума» и др.. «В зрелом возрасте. Кони неоднократно ссылается на философские концепции Канта, находя «раскаты мощной мысли» его « в всех позднейших учениях о проявлениях человеческого духа».. Кони импонирует вытекающее из возвышенного и глубокого учения Канта» «справедливое отношение к человеку, выражающееся в сознательном и беспристрастном поставлении себя на его место в данном случае». Несомненно, что высокая оценка Канта, этого, по словам. Кони, «Петра Великого новейшей философии»,связана с тем, что основная категория этики Канта- «категорический императив» служит своеобразным обоснованием равенства в области морали, а отрицание оценки моральных достоинств человека по его практическим делам говорит об отклонении Кантом узкоутилитарного понимания нравственности, расчётливого практицизма и торгашеского духа буржуазного общества».
На формирование мировоззрения студента-юриста, стремившегося и к философским знаниям, определённое влияние оказали также произведения позитивистов, получившие широкое распространение в России В 1860-1870гг.. «Вслед за позивитивизмом «властительницею дум», - по словам А.Ф.. Кони, - сделалась пессимистическая философия Шопенгауэра и затем Гартмана».
В студенческие годы Анатолий Фёдорович общался со студентами и преподавателями не только в стенах университета аудиторий. Так из бывших петербургских студентов, переехавших учиться в Москву, образовался дружеский кружок, состоявший преимущественно из слушателей философского факультета. Членом этого кружка, был в частности, студент исторического факультета Московского университета В.О.Ключевский, который вскоре завоевал уважение своих товарищей. Диспуты в основном велись вокруг тех или иных исторических явлений применительно к российской действительности. Но это был единственный кружок в котором принимал участие А.. Кони. Никаких политических целей этот кружок, конечно, не ставил, и тем не менее участие в нём оказало влияние на становление мировоззрение А.Ф.. Кони.
Социально-политическая обстановка в России, конечно, не могла не наложить свой отпечаток на сознание молодого человека. Университетские годы Анатолия совпали с серией реформ Александра II. В итоге крестьянской реформе 1861 г. было освобождено более 22 млн. помещичьих крестьян, но реформа сохранила крупное землевладение и ряд других атрибутов крепостного права. Крестьянство ответило на неё многочисленными волнениями. В 1864 г. были объявлены Земская и Судебная реформы, 1860-1870 гг. Проведены военные реформы. Всё это было движением по пути превращения феодальной монархии в монархию буржуазную. Создавались более благоприятные условия для развития капиталистических отношений и в промышленности, и в сельском хозяйстве.
Чаяния и интересы крестьян выражало революционно-демократическое направление в общественном движении России, представленное разночинцами. В целом прогрессивную роль играло студенчество. Оно не было единым ни по социальному составу, ни по политическим взглядам, но настроено было оппозиционно к правительству. Большой размах приобрело антиправительственное движение студентов в Московском и Петербургском университетах. В студенческой среде всё большие симпатии завоёвывала деятельность русских революционеров демократов: Чернышевского, Огарёва, Добролюбова и др. В России зарождалось подпольное революционное движение.
Свидетелем всего этого был студент юридического факультета Московского университета Анатолий. Кони, о котором многие годы спустя его современник и коллега по науке и литературе академик С.Ф. Платонов скажет: «Рождённый в 1844 г. Анатолий Фёдорович стал юношей к 1860 г. и именно в эпоху эту созрел как личность с известным характером под влиянием всей совокупности бытовых условий того времени, в кругу тех мыслей и чувств, которыми направлялась идейная жизнь тех лет... Мягкий, но устойчивый и очень определённый в своих вкусах и взглядах, впечатлительный и восприимчивый, трудолюбивый и склонный к систематизации своих знаний,. Кони и в юности отличался широтою умственных интересов и тонкостью понимания людей и их отношений, что он доказал блестящими характеристиками своих профессоров, сослуживцев по судебному ведомству и многих писателей. Но он был тем, что называлось в его пору индивидуалистом, и не годился ни для какого-нибудь кружкового катехиза, ни для стадных выступлений в составе увлеченной в движение толпы. Таким индивидуалистом он оставался всю свою жизнь и постоянно держался одиночкою независимо от всяких общественных и политических группировок. Таковою была природа. Кони. Она обратилась в яркий и красивый характер под влиянием, во-первых, той среды, в которой он воспитывался, а во-вторых, той эпохи, в которую он начал свой жизненный путь».
«Сын человека 40-х годов Анатолий Фёдорович стал человеком 60-х годов, которые, по его словам, «заключали в себе всеобщую обновляющую силу», и это привлекало его внимание. Манифест 1861 г. об освобождении крестьян и последовавшие за ним реформы в других областях жизни, в частности Судебная реформа 1864 г., увлекли молодого юриста. Он воспринял великие принципы права, справедливости и свободы, которыми были проникнуты лекции его любимых учителей, но он не вмешивался в общественную, не всегда легальную борьбу и сосредоточил свою энергию и способности на воплощении новой законности и высоких принципов гуманизма в сфере его официальной деятельности. В реформах Александра II он видел «обновляющую силу» общественных преобразований. Они настолько увлекли его, что стали центральной магистралью на его жизненном пути».

В начале своего служебного пути. Кони имел секретарские должности в судебных палатах Петербурга и Москвы. Он быстро освоил свои обязанности, чётко их выполнял и по рекомендации тогдашнего прокурора Московской судебной палаты Д.А.Ровинского в конце 1867 г. был назначен товарищем прокурора Московской судебного округа. Его назначение в Харьков совпало с периодом упразднения старого суда и проведения в жизнь Судебной реформы 1864 г. Среди новых сослуживцев, был и его университетский друг С.Ф.Морошкин, также занимавший должность товарища прокурора. С семьёй Морошкина Анатолий Фёдорович был очень дружен, особенно с его сестрой Надеждой.
В Харькове началась кипучая деятельность. Кони по претворению в жизнь идей и положения судебной реформы. Он дни и ночи изучал уголовные дела, раскрывал преступления, готовил обвинительные речи, инструктировал и направлял работу присяжных заседателей, требуя неукоснительного и точного исполнения законов. Он установил деловые контакты с видными учеными области судебной медицины и использовал их знания, опыт в раскрытии сложных и запутанных уголовных дел. «Новая деятельность совершенно затянула меня в свои недра и заставила посвятить ей все свои силы и время, - пишет он в марте 1868 г. -... Стоит побывать в глухих уездах... стоит посмотреть на массу невежества и грубости... чтобы понять, сколько пользы может принести добросовестный деятель и особенности юрист своею работой в этих захолустьях... У меня... дело в 4 томах на 2200 листах, с 14 обвиняемыми и 153 свидетелями (дело о подделки и продажи рекрутских квитанций, дело гнусное по тем гнусным последствиям, которые оно имело для 26 человек наглейшим образом обманутых мужиков)». Требование 23-летнего товарища прокурора точно исполнять законы, справедливо их применять вскоре привлекло к нему внимание коллег и публики. За ним закрепилось кличка «свирепый прокурор», а в залах судебных заседаний слышались сожаления, почему он не адвокат.
Вскоре по прибытии в Харьков А.Ф. Кони получил поручение руководить следствием по делу о подделке серий (в первой половине 60-х годов на юге России появились в большом количестве поддельные серии поддельных бумаг). Следствие по этому делу началось 1865 г. особой комиссией, но с помощью взяток и других ухищрений было приостановлено и возобновлено по поручению Государственного совета уже новыми судебными учреждениями. Возглавив руководство следствием, А.Ф. Кони действовал настолько умело и энергично, что преступники были найдены и осуждены.
Одним из первых дел, по которому А.Ф. Кони выступил в качестве обвинителя в Харькове, было дело о нанесении губернским секретарем Дорошенко мещанину Северину побоев, вызвавших смерть последнего. Убийство Северина произошло накануне введения Судебной реформы 1864 г. Используя своё служебное положение, Дорошенко добился того, что уголовное сразу не было возбуждено. Однако по поводу происшествия высказывались различные догадки и предположения, появились статьи в газетах. По жалобе вдовы Северина в 1868 г. было возбуждено уголовное дело. Его расследованием руководил. Кони, он же поддерживал обвинение в суде. Смелое возбуждение дела, твёрдое отстаивание. Кони своих выводов (несмотря на неблагоприятную обстановку, созданную в связи с этим делом определенными кругами в Харькове) говорили о его принципиальной позиции, последовательности убеждений и действий. Присяжные заседатели признали Дорошенко виновным.
Напряжённая работа в Харькове и предшествовавшие ей годы учёбы и репетиторства сказались на состоянии здоровья Анатолия Фёдоровича. В 1868 г., когда ему было 24 года, у него обнаружился резкий упадок сил, малокровие и участились горловые кровотечения после продолжительного напряжения голоса. По совету своего друга профессора судебной медицины Лямбля, рекомендовавшего отдых, но отдых деятельный, А.Ф. Кони уезжает на лечение. Вспоминая этот эпизод из своей жизни (совет профессора: «Нужны новые впечатления... и пиво!»), А. Кони записал в последствии: «... я с благодарным чувством вспоминаю этот совет «чудака», которому вполне и с успехом в своё время последовал».
Пребывание за границей (три с половиной месяца). Кони использует как для лечения, так и для расширения своего кругозора. 20 сентября 1869 г. в письме из Парижа С.Ф.Морошкину он дает самую подробную информацию о знакомстве с практикой работы судов в Германии, Франции, Бельгии. На её изучение он тратит значительную часть времени, целые дни проводит в залах заседаний судов, встречается с прокурорами, адвокатами, просматривает литературу, анализирует тенденции развития судебной практики по уголовным делам. Тщательное изучение всех тонкостей деятельности зарубежного суда, конечно, расширяло и углубляло специальные знания молодого русского юриста, давало возможность сравнивать судебные системы. Но в том же письме к Морошкину он признаётся: «Чтобы оценить Россию во многих отношениях, нужно пожить за границей, вдали от неё». В это время. Кони уже подумывает о переходе с прокурорской работы на судебную. Его не оставляет мысль о сотрудничестве с кафедрами университета, об участии в учебной и научной деятельности. Во время пребывания в Калсбадене на лечении. Кони знакомится с министром юстиции Российской империи графом К.И. Паленом. Они часто беседуют о делах Харьковского судебного округа. Выясняется, что предполагалось направить. Кони на работу в Харьков лишь на время организации деятельности новых судебных учреждений. Перед отъездом в Россию Пален просил лишь об одном - вернуться к министру юстиции здоровым.
Впоследствии выяснится, что. Кони произвел на Палена хорошее впечатление и тот активно продвигал его по служебной лестнице вплоть до должности председателя Петербургского судебного округа. По рекомендации Палена. Кони поручается председательствование по делу Веры Засулич. Оправдательный приговор по этому делу возвысил. Кони - борца за справедливость правосудия - и привел к отставке графа Палена с поста министра юстиции.
Немногим более двух лет А.Ф. Кони проработал в Харькове, но оставил о себе самые добрые воспоминания, и сам как-то сроднился с городом и коллегами по работе. В последующие годы он будет частым гостем харьковчан, а через 20 лет Совет Харьковского университета присвоит ему степень доктора уголовного права по совокупности его трудов, без защиты.
В начале 1870 г. А.Ф.. Кони назначается товарищем прокурора столичного окружного суда, но работает здесь всего полгода и получает направление сначала на должность самарского губернского прокурора, а затем прокурора Казанского окружного суда с целью создания новых судебных учреждений, предусмотренных Реформой 1864 г. итак, в 26 лет у него была ответственная и самостоятельная работа. Министр юстиции продолжает следить за деятельностью талантливого юриста, который оправдал его надежды по проведению судебной реформы в Харькове и Казани, и в мае 1871 г. назначает его прокурором Петербургского окружного суда. В этом качестве Анатолий Фёдорович работает более четырёх лет. Он целиком отдаётся любимому делу, умело руководит расследованием сложных, запутанных уголовных дел, выступает обвинителем по наиболее крупным делам. Обвинительные речи. Кони публикуются в газетах, и его имя становится известным широкой русской общественности. Он часто поддерживает обвинение по делам, в которых в качестве адвокатов выступают такие знаменитости того времени, как В.Д.Спасович, К.К.Арсеньев, А.М. Унковский и др.
Будучи прокурором по должности,. Кони оставался защитником справедливого правосудия. «В бытность мою прокурором окружного суда В Петербурге мне приходилось иногда выходить из формальных рамок своей деятельности и в одних случаях не торопиться с возбуждением уголовного преследования, а в других, наоборот, предупреждать о возможности такого преследования, чтобы сделать его впоследствии в сущности не нужным. В первых случаях жалобщику надо было дать время одуматься и допустить заговорить в себе добрым и примирительным чувствам; во вторых - устранить, без судебного разбирательства, причину самой жалобы». таким был подход прокурора. Кони к решению многочисленных дел столичного судебного округа.
Через камеру прокурора Петербургского Суда проходили, сотни уголовных дел, в которых так выпукло отражался быт тогдашней правящей знати. Чего стоило, например, так называемое «тёмное дело»! семейство крупного чиновника К., состоявшее из родителей, двух дочерей, замечательных красавиц, и забулдыги - брата, познакомилось с богатым банкиром, который среди петербургских развратников слыл особым любителем и ценителем молодых девственниц, за право обладания которыми старый и безобразный торговец платил большие деньги. « Почётная семья пыталась «подставить» ему в качестве девственницы старшую дочь, скрывая что она была замужем, но с мужем не жила. Чтобы избежать скандала, семья решила принести в жертву богачу младшую дочь. Узнав об этом, несчастная девушка, которой только что минуло 19 лет, покончила жизнь самоубийством. Семья К. Всячески пыталась скрыть это от полиции. Перед смертью девушка приходила в сознание и могла бы помочь следствию, но, кроме доктора медицины, преподавателя медико-хирургической академии, знакомого старшей сестры, выполнявшего функции посредницы и взятой на поруки тем же медиком, около неё никого не было. Врач категорически отказался помочь следствию, ибо сам был подкуплен. Дело было прекращено, не смотря на большие усилия А.Ф. Кони.
В этот период у. Кони окончательно складывается взгляд на то, каким должно быть обвинение в суде и как его должен вести обвинитель: «....спокойствие, отсутствие личного озлобления против подсудимого, опрятность приёмов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажения данных дела, и... что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде. К этому надо прибавить простоту языка, свободного, в большинстве случае от вычурности или от громких и «жалких» слов». Слово, по мнению. Кони, одно из величайших орудий человека. Бессильное само по себе, оно становится могучим и неотразимым, будучи сказано умело, искренне и вовремя. Оно способно увлекать за собой говорящего и ослеплять его окружающим своим блеском. «...Нравственный долг судебного оратора, - продолжает А.Ф. Кони, - обращаться осторожно и умеренно с этим оружием и делать своё слово лишь слугою глубокого убеждения, не поддаваясь соблазну красивой формы или видимой логичности своих построений и не заботясь о способах увлечь кого-нибудь своею речью. Он должен не забывать совета Фауста Вагнеру: «Говорить с убеждением, слова и влияние на слушателей придут сами собою»».
И далее: «...прокурор приглашается сказать своё слово даже в опровержение обстоятельств, казавшихся при предании суду сложившимися против подсудимого, причём в оценке и взвешивании доказательств он вовсе не стеснён целями обвинения. Иными словами... он говорящий публично судья».(13.)
Обобщая свою многолетнюю практику как судебного деятеля, Анатолий Фёдорович приходит к выводу, что защиты общества от нарушителей закона лежит на государстве, а практическое служение этой важной задаче в судебном состязании выпадает на долю прокурора обвинителя. Особого такта и выдержки требует и отношение обвинителя к противнику в лице адвоката. Прокурору, считает. Кони, не приличествует забывать, что у защиты одна общая с ним цель - содействовать с разных точек зрения суду в выяснении истины доступными человеческими силами средствами и добросовестному исполнению этой обязанности. Этим принципами проникнуты многочисленные обвинительные речи Анатолия Фёдоровича, все его действия как прокурора округа, осуществлявшего руководство следствием. Это был истинный и вместе с тем человеколюбивый страж закона.